– Какой?
– Ну, здравствуйте! Поминовение Стефании Дамасской[16]. Именины у тебя, солнышко!
– Ой, и правда. А я и забыла, столько всего случилось в последнее время…
– Это верно, – вздохнул Дмитрий и с нежностью провел рукой по волосам девушки. – Тяжелый выдался год у нас. Я бы сказал насыщенный. Надеюсь, следующий будет легче.
Стеша в ответ благодарно обняла его, но сама подумала, что следующий 1880 – год високосный, и от него, как известно, добра не жди[17]. Но она была девушкой умной, а потому говорить ничего не стала.
* * *
Паровоз был похож на огромное чудовище из сказок. Он пыхтел, отдувался, иногда оглушительно гудел, отчего сердце Фёдора всякий раз замирало. Да и как тут не испугаться? Оно, конечно, приходилось ему и прежде добираться до места на поездах, да и на войне он всякого навидался, а только разве к такому привыкнешь? К тому же приехал он не куда-то, а в саму столицу! Санкт-Петербург, понимать надо!
Народу вокруг было – пропасть! И все куда-то шли, спешили, непонятно как умудряясь не сталкиваться между собой. Чисто муравейник. Однако деваться некуда, и ему тоже нужно идти. У кого бы спросить только, как добраться до этого самого переулка? Адрес у Феди был записан на листочке бумаги, который он, чтобы не потерять, завернул в чистую тряпицу и положил за пазуху.
– Куда прикажете, ваше степенство? – улыбаясь во весь рот, крикнул с облучка краснощекий извозчик в лаковом цилиндре и добротной шубе. – Только скажите, мигом домчим!
– А до Мошкова переулка, к примеру, сколько будет? – осторожно поинтересовался парень, по простоте принявший это предложение на свой счет.
– Сущие пустяки, господин хороший. За пятерку домчим со всем нашим удовольствием!
– Сколько? – задохнулся Фёдор от несуразности запрошенной суммы.
– А ну посторонись, деревенщина! – басом рыкнул господин в богатой шубе и бобровой шапке.
Отскочивший в сторону от испуга Федя едва не растянулся под всеобщий смех, а напугавший его купчина плюхнулся в возок и велел кучеру:
– Трогай!
– Куда же ты, сиволапый, со свиным рылом в калашный ряд лезешь? – почти сочувственно поинтересовался непонятно откуда взявшийся городовой.
– Так я это, – только и смог ответить парень, разводя руками.
– А пачпорт у тебя имеется?
– Конечно, – засуетился тот и полез за пазуху, отчего пола нагольного полушубка распахнулась, открыв внимательному взгляду полицейского георгиевский крест и медаль на потрепанном мундире.
– Воевал?
– Так точно! Сто тридцать восьмого Болховского полка ефрейтор Шматов.
– Демобилизован?
– Вчистую.
– А в Мошков переулок тебе за какой надобностью?
– Друг у меня там проживает. Звал к себе, обещался с местом помочь.
– Друг, говоришь, – насторожился страж порядка.
– Ага. Воевали вместе.
– Тоже кавалер?
– Бери выше, бантист!
– Ишь ты. Тогда понятно, как он в таком месте поселился. Швейцаром должно или ещё кем…
– Не знаю, господин городовой.
– И города тоже не знаешь?
– Как есть, не знаю!
– Тогда слушай. Ступай во-о-он туда. Там извозчики попроще стоят. К лихачам не суйся, у тебя на них всё одно не хватит. Сторгуй кого-нибудь вашего крестьянского звания. И смотри, больше двугривенного не давай!
– Благодарствую, – поклонился парень, и, подхватив свой мешок, бросился куда было указано.
– Вот тюха, – с усмешкой подкрутил ус полицейский. – А ещё кавалер!
Последовав совету, Шматов вскоре добрался до нужного ему адреса и с опаской вошел во двор. То, что простым людям в парадное лучше не соваться, потому как не про них этот вход, он уже знал. Чай, не совсем дурак. И тут же наткнулся на коренастого круглолицего татарина, чистившего снег деревянной лопатой.
