– Я не понимаю, мистер Вебер. Вам не нравится мой стиль? – ослепительно улыбается Элен. Она поправляет на носу небольшие очки-половинки, которые носит скорее ради имиджа, чем из необходимости. – Я выбрала ваше издательство, потому что слышала прекрасные отзывы, но я могу пойти и в любое другое.
– Я прочёл окончательный вариант вашей рукописи и могу заверить – со стилем все прекрасно. Проблема в другом: вы обманываете людей. Нет, не читателей, – Вебер даже удивляется твёрдой наглости, с которой мисс Стрендж выдерживает его взгляд. – Вы обманули людей, которые согласились поделиться с вами информацией. Я, знаете ли, сделал пару интересных звонков, и знаете, что узнал?
– Понятия не имею, мистер Вебер, – все также с приторной любезностью отзывается Элен Стрендж. – Но я, напротив, никого и никогда не обманываю. Я во всем предельна честна. Люди имеют право знать правду о прошедшей войне. Впрочем, я понимаю, ту бойню развязал ваш народ. Вероятно, и вы сами до того, как стать американцем, шагали под фашистскими знамёнами.
– Я имел наглость поговорить с несколькими людьми, которых вы интервьюировали для написания книги, и все они как один твердят, что вы гарантировали им анонимность и сохранение личной информации в тайне. Так может быть, вы ответите мне, мисс Стрендж, почему в рукописи выложены все их данные вплоть до адресов проживания? – ледяным голосом продолжает Вебер, пропустив мимо ушей замечание писательницы.
– Без этого книга перестает быть документальным расследованием. Просто беллетристика.
– Эти люди доверили вам свои тайны взамен на сохранение статуса инкогнито. Мне не нужны судебные иски от недовольных людей, и даже на это я мог бы закрыть глаза, но вы, мисс Стрендж, имели наглость споить окружного судью. Низкие методы, мисс, мерзкие.
– Мистер Вайс рассказал мне все сам и с большим энтузиазмом, – возражает Элен, сверкнув стеклами очков.
– Если бы я выпил столько, сколько вы в него влили, то рассказал бы и не такое, при том, что никогда не был участником боевых действий, – коротко усмехается Вебер, ставя очередную подпись и ожидая, когда юрист отдаст ему новую пачку требующих подписи документов.
– Как насчёт того, чтобы пообедать или поужинать, мистер Вебер? – тут же интересуется Элен, подавшись вперёд.
– Чтобы вы и меня споили? – интересуется он, оторвавшись от своего занятия. – Глупец учится на своих ошибках, а умный – на чужих.
– Вы знаете чего от меня ожидать, а я знаю, вашу репутацию среди женщин, – лукаво говорит писательница. – Разве вам не интересно искусить судьбу?
– И, тем не менее, мы разные, мисс Стрендж, – Вебер откидывается на спинку кресла, буравя писательницу взглядом. – Я не использую ложь и клофелин, чтобы получить желаемое. Вы – да. И я вам гарантирую: если Вы не уберёте из книги то, что обещали сохранить в тайне, Вас не напечатает не только мое издательство, но и любое другое на территории этого штата. Война кончилась почти десять лет назад, и мы оба прекрасно понимаем, что у Германии и без ваших стараний уйдут десятилетия, чтобы реабилитироваться в глазах мирового сообщества. Хватит пинать мертвую лошадь.
Вебер хочет сказать еще что-то, но его отвлекает раздавшийся снаружи шум, и что удивительно – шум действительно громкий, ведь его кабинет расположен дальше любого другого: и от залов, и от кухни, и от служебных помещений как раз и ради того, чтобы царили тишина и покой, которые Вебер так ценит, и которых нет ни в школе, ни в театре, ни в издательстве, ни в офисе на Уолл-Стрит.
