– Парнаус, сами справимся, – заверил Кулебяка.
– Не Парнаус, а Парнасиус, – возмутилась рация.
– Не один хрен, – буркнул в сторону сержант Кулебяка.
Вообще это увлечение начальника РВД подполковника Букашина бабочками, раздражала многих. Вот и позывные он, Букашин, лично сам для патрулей придумал. Все позывные теперь происходили от названий бабочек. Здесь не поспоришь, Букашин начальник, остальные все – дураки.
Кулебяка согласился на позывной «Махаон». Посчитал, что это лучше, чем быть, «Капустницей», или «Павлиньим глазом».
Кулебяка и Гарбуз направились к потерявшей страх малолетней шпане, не подозревая, что они сами попали в хорошо подготовленную засаду.
Когда милиционеры подошли к молодежи, а Кулебяка козырнул, и только открыл было рот, чтобы поинтересоваться, что это за посиделки здесь устроили, почему шумят… Его опередили. Один из пацанов подскочил со скамьи, словно ужаленный и заорал дурным голосом:
– Пацаны, атас! Кто последний тот «козел»!
В этот момент, из ближайших кустов, с криками и воплями, выскочило еще человек двадцать пацанов и девчонок. Кулебяка решил, что это последнее его дежурство в этой жизни. Но вся молодежь бросилась к их старенькому «уазику». Открыв все четыре двери, пацанва стала пропихиваться в салон автомобиля. Несколько раз жалобно пробибикал сигнал «уазика», видимо взывая о помощи. Но, что могли сделать два мента, против двадцати малолетних дуроломов.
Через полминуты ментовской «уазик» оказался заполнен подростковыми телами под самую крышу, в прямом смысле этого слова, словно консервная банка рижскими шпротами. А еще через полминуты «уазик» жалобно заскрежетал, показывая, что он не в силах противостоять такому беспределу. Задние колеса автомобиля просто отвалились, и «уазик» просел на брюхо.
Пока ошарашенные менты стояли рядом с покалеченной машиной, детишки радостные разбежались по кустам. Один из них, правда, сообщил приятную новость, видимо, чтобы приободрить ментов:
– Мусора, нам удалось перебить рекорд, у пацанов с соседнего района. В ваш вонючий «луноход» двадцать три человека вместилось. Ура новому рекорду!
Еще миг, и парк опустел. На дороге остался растерзанный «уазик», и офигевший от нового рекорда, патруль.
Когда сообщили о поломке машины начальству, то начальство пришло в бешенство.
– Вы че, мне тут заливаете! Небось, кирпич со стройки тырили?! – выдвинуло свою версию начальство.
Ох, и влетело им тогда за сломанную машину.
Прошло только два месяца, и снова вызов в парк Революции.
– Федька, я в парк Революции не то, что на БТРе, на танке не поеду… – завыл, словно попавшийся в капкан волк, сержант Гарбуз.
Сержанту Кулебяке тоже не хотелось ехать в парк Революции. Он решительно схватил рацию и закричал:
– Пеленгас, Пеленгас, это Махаон! Не могу в парк Революции приехать, пробили колесо! Отбой…
– Сам ты Пеленгас… – обидчиво хрюкнула рация.
– Спасибо Федор Иванович, вовек не забуду, – по щеке сержанта Гарбуза прокатилась крупная слеза.
Ничего себе, этот грубиян и ворчун Гарбуз, сразу вспомнил имя и отчество старшего патруля.
Кулебяка понимал, что Гарбуз хоть и ругает свою старушку, но машину очень любит и бережет ее.
Поехали дальше. Кулебяке захотелось как-то подбодрить напарника.
– Михаил Леопольдович, а помнишь, как нас вызвали на улицу Земельную. Где пьяный мужик с топором бегал за женой и сыном. Приехали, перехватываем мужика, тот сразу испугался, трезвеет на глазах и заявляет, что он Папа Карло, и ни кого не собирался убивать. А с топором бегает потому, что хочет немного снять стружки у своего сыночка- Буратино.
