Мерзко стало от этого воспоминания. Столько пар глаз меня рассматривали, оценивали и чего-то ждали. А я не смогла.
Снимаю парик и на плечи каскадом падают светлые пряди. Забираю их в хвост. Линзы кладу в контейнер. Теперь глаза привычного голубого оттенка. И макияж. Несколько взмахов ватного диска, и кожа чистая и свежая. Хочется улыбнуться своему отражению. Но не получается. Тоскливо.
Слезы беззвучно катятся по щекам. Даю себе несколько минут успокоиться. Время пожалеть себя еще будет. Мне пора выходить к дочери. Она ждет.
Аленка уже готова. Любимые голубые штаны и такая же голубая кофта. Осталось найти корону Эльзы и ее образ будет готов. В груди щемит от мягкой нежности к этому чуду. С ней я чувствую капельку счастья на губах.
- Я так понимаю, ты уже готова, да, принцесса?
- Эльза. Меня теперь зовут Эльза, - она хитро улыбается. Ее ореховые глаза наполняются лукавством - не откажешь ни в одной ее прихоти.
- А принцесса Эльза будет делать прическу? - морщит носик.
У Аленки густые русые волосы с золотистыми переливами. Они вьются, а у ушек забавные завлекалочки.
- А можно так? - она часто моргает и делает щенячьи глазки. Ангел, не иначе.
- Давай хотя бы хвостик? М? Или два?
Аленка долго думает. Театрально приставила пальчик к подбородку и медленно стучит по нему. Решает что-то.
- Ну? Один? Два?
- Давай… два.
Заплетаю быстро. Аленка еще головой вертит из стороны в сторону, не получается у нее ровно сидеть. Хохочет, что-то рассказывает, не забывая восхищаться.
И я с ней вместе смеюсь. В эту самую минуту мне хорошо. Я - мама.
- Ты знаешь, а мне сегодня снилось, что к нам пришел папа, - торможу, движения поставлены на паузу. В комнате резко становится холодно, - он подошел ко мне и обнял.
Воспоминания тех дней черные и уродливые. Я была на дне. И мне казалось, что выхода нет. Душу жгло, а сердце перестало биться.
Пролистываю это перед глазами, хочется смахнуть и нажать кнопку “удалить”.
- А давай я тебя обниму? Хочешь? - голос подрагивает. Закусываю губу, терзаю ее, до крови царапаю зубами тонкую кожу.
- Мам? - шепчет мне ушко, - а папа правда никогда-никогда к нам не придет?
Так хочется ей сказать, что нет, это неправда. Он обязательно придет. Обнимет, как Аленка того желает. Все будет замечательно. Но вместо этого позорно мотаю головой. И смотрю в ореховые глаза, что покрываются прозрачной пленочкой - она плачет.
Обнимаю ее крепко, прижимаю. Дарю ту любовь, которую мне не хватало в детстве. Да что в детстве, мне и сейчас ее не хватает. Жутко, безумно, яростно.
- Если мы сейчас расплачемся, то глаза у нас будут красные. Нам нужно будет успокаиваться. А время идет… ты же хотела на карусели кататься? - стараюсь придать голосу бодрости. Хотя ее и в помине нет внутри.
- Еще чашечки.
- Чашечки?
- Ну да. Садишься в чашечку, а она кружится.
- А если затошнит? - убираю прядь-завлекалочку за маленькое ушко.
- Выйдешь, - уверенно так заявляет. Не поспоришь.
Улыбаюсь. Искренне. А Аленка смеется. Смех у нее такой звонкий. Хочется, чтобы она не прекращала смеяться. Так чувствую, что все будет хорошо. Он сил мне придает.
Мама стоит в коридоре и ждет, пока мы оденемся и выйдем.
Наши дома стоят по соседству. Жить в ее квартире я отказалась. Как только могла позволить себе снимать скромную однушку, сразу перебралась.
Такой глоток свободы почувствовала, стоило мне переступить порог этой квартиры. Я словно сбросила с себя невидимый, но тяжелый балласт. Легко стало, радостно.
