Строки из потустороннего мира - страница 4

А ящер… То ли он размяк от пощёчин, то ли у него был вообще такой характер, а только он сидел и неподвижно и, как казалось Тиликве, умильно смотрел ей прямо в глаза. В них было столько страсти, что её не могла затемнить никакая ночь…

Тиликва начала в возбуждении ползать по своей норе взад-вперёд. В конце концов успокоилась. Cела подле ящера и они долго разговаривали о ничего не значащих вещах. Потому что дело было не в предметах общения, а в том, чтобы между бессмысленным содержанием разговоров, под видом речей невысказанно сообщить друг другу о своих чувствах…

Так они и объяснились. Ящер прикоснулся губами к губам Тиликвы. Она не стала отворачиваться. Их языки начали любовное общение. Затем ящер обнял и облизал Тиликву. Она легко ответила на объятие. А потом они, почувствовав тела друг друга и, возбудившись, – возлегли.

Тиликва знала, что этого делать нельзя, потому что потом она может понести, и её вольной жизни придёт конец. Но обниматься оказалось настолько сладко, что она поняла: разумом жить глупо. Это для учёных.

Ящер прижал её своими шпорами на лапах к каменному полу – и она отдалась… Чему? Ящеру ли, движению сердца? Подчинилась ли голосу природы, этому зову вечно продолжающейся Жизни? – она не знала, но отдалась и подчинилась.

На следующую ночь ящер пришёл снова. Он лизал Тиликву и любил… А кода они устали, Тиликва вдруг засмеялась. Ящер удивился.

– Я же не знаю даже, как тебя зовут, – сказала Тиликва.

– Синеязыкий, – ответил ящер. – А какое это вообще имеет значение? —

В самом деле, какое? Не все ли души одинаковы?.. Да, привлекает как будто тело, какой-нибудь синий язык. Но это не любовь, а влечение к синему языку. Синий язык вполне может почернеть и отвалиться. А влечение может перейти в любовь, но часто ли такое случается? Не чаще ли оно переходит во влечение к кому-то другому?..

Влечение Синеязыкого, как и у людей, быстро закончилось. А Тиликва поняла, что она полюбила вовсе не язык, а бессмертную душу Синеязыкого. После того, как тот не пришёл на седьмую ночь, Тиликва пришла в отчаяние. Потому что было ясно: это – конец. Затем её предположение подтвердили и подруги: «Твой теперь встречается с Бородатою Агамой».

Бородатая Агама (Bearded agama)

Унижение изъяснению не поддавалось: «Она же уродина! Как меня, такую неповторимую, можно было променять на гадкую тётку?» Это было выше понимания Тиликвы. «Она же вся в колючих шипах… Как же он её целует?.. Или ласки ему не важны?.. А лапы, лапы-то какие у неё?! – Тьфу!»

Тиликва чуть было не прокляла весь род мужской. Но остановилась и поняла, что это её судьба, и нет ничего страшнее в жизни для ящерицы, чем проклясть свою судьбу. Потому что проклятие, оно конечно, приятно, но имеет обыкновение вовращаться.

Тиликва выходила теперь из своей трещины только для того, чтобы наловить насекомых. А загорать больше не загорала – подруг стыдилась, потому что понесла. Это было всё более заметно…

Через четыре месяца Тиликва выродила пятнадцать сыновей и дочерей. Она не смогла их полюбить, потому что дети напоминали ей коварного изменщика Синеязыкого. Они тоже не любили мать. Может быть, потому что не нуждались в опеке. Будто кто во утробе научил их всему, что должна знать и уметь ящерица. Казалось, они даже не замечали мать… А впрочем, сейчас мораль так изменилась, что, кажется, состоит в отсутствии морали, особенно у молодых. Но это только кажется. Просто мораль настолько другая, что, думается, её нет вовсе.