Строптивая для мажора - страница 28



Разочарованные вздохи кажется чуть-чуть подутихают.

Вильцев кажется в группу попал.

“Но Кирилл этого не хотел”, - проносится у меня в голове.

Давлю первый импусльс выйти за ним следом и спросить, что случилось, но следом одергиваю себя: “Это же Вильцев, мой враг.” Как я могу испытывать сочувствие к тому, кто намеренно усложнял мне жизнь и явно еще для этого постарается? Разве я не должна его ненавидеть?

Но глубоко внутри, под кожей, у меня бьется другое чувство: интерес. Вильцев это тайна за семью печатями.

Куратор, покидая студию, хлопает дверью и я прихожу в себя.

- Вильцев со зла нас завалит, - переговариваются ученики лицея. - А еще эта новенькая.

Последнее явно касается меня.

Встаю, чувствуя как крепко стиснула кулаки.

Сегодня я надела под форменную жилетку худи. В студии темно и я специально накинула капюшон чтобы не показывать глаза. Устала. Они как будто стая голодных шакалов - ищут во мне признаки слабости.

Тихо спускась вниз. На коленях все еще зеленеет трава.

Молча подхватываю с пола барабанную палочку. Мама конечно запрещала мне экспериментировать с любыми вещами, которые могли бы помешать моему образу благообразной абитуриентки Консерватории. Именно туда она и готовила меня.

Но я все равно тайком экспериментировала с нашей девчачьей группой.

Катя солировала. Света играла на гитаре, ну а я была ударником.

Вряд ли мы конечно когда-либо отправились бы выступать. Мы только об этом мечтали. Но…

Сажусь за ударную установку.

Но в конце концов, виолончель это жутко скучно.

Откидываю капюшон назад и исполняю ритм.

Барабанщиков на сцене обычно совсем не видно. Я надеялась, что если когда-нибудь мы с девочками и будем выступать, мама просто не заметит меня за их спинами.

Катя и Света мечтали о музыкальной карьере, их конечно не оставляла мысль о том, что я хожу в музыкалку. Так что я стала сердцем нашего маленького коллектива.

Странное чувство как будто колет между лопаток.

“Не видно”, - крутится в голове.

Да, мне, дочери самого известного в области худрука частенько приходилось быть или идеальной или незаметной.

А сейчас кто-то точно смотрит на меня.

Поворачиваю голову, не доиграв.

В дверях Вильцев.

Меня вдруг как будто ударяет по щекам горячей волной и я запоздало понимаю, что краснею. Не могу быть собранной с ним рядом. Почему-то вдруг каждый раз становлюсь испуганной девочкой.

Вскакиваю и выхожу.

Жутко неудобно краснеть у всех на глазах. Мне надо умыться.

Вильцев к моему удивлению не препятствует.

- Она дочка руководительницы звездного хора, - произносит он за моей спиной при полном молчании окружающих. - Круто играет.

Мне почему-то не по себе от похвалы Вильцева.

Забираюсь в туалете на подоконник и пытаюсь салфетками оттереть траву от грязных коленей, а в голове все еще крутятся его слова: “Круто играет”. Хмыкаю.

Я своей игры еще вообще никому не показывала кроме подруг. До лицея имени Воронцова я была образцовой ботаншей - так иногда говорили обо мне в классе. А у меня был выбор? Я не имела права поставить под удар репутацию мамы.

Сейчас я очень глупо себя повела. Но чувствую себя так, словно Вильцев специально вытянул мой самый тщательно охраняемый секрет: глубоко в душе я бунтарка. И мне так стыдно перед матерью, хотя я сама не понимаю, за что.

Хлопает дверь и я вздрагиваю, готовая увидеть Вильцева. Мне кажется, Кирилл будет меня преследовать, пока не добьется своего.