– Но ты же… ты вернул им долг, сынок? – дрожащим от потрясения голосом спрашивала мать, Антонина Евгеньевна.
– Нет! Не отдал! – взвился в истерике парень, – Я не успел перевести полученные от конкурентов деньги, и у меня заблокировали мою карту, как только Роман Степанович всё узнал. И теперь мне снова угрожают! Уже звонили!
– А если объяснить всё Роману Степанычу, попросить у него помощи…, – несмело предложила Антонина Евгеньевна.
– Мать, не будь наивной. Левицкий злой на меня, как тысяча чертей. Он никогда никому ничего не прощает. Он же сам лично, своей вот рукою, написал на меня заявление в полицию, как только узнал!
– Тоня, нашему сыну сейчас, действительно, безопасней будет посидеть в следственном изоляторе, как ни жутко это звучит, – наконец произнёс молчавший всё это время отец Николай Васильевич, – Здесь его, по крайней мере, не достанут бандиты и он останется цел и невредим.
– Но ему же могут дать срок! – побледневшими губами прошептала Антонина Евгеньевна, – И срок немалый…
– Пока идёт следствие, попробуем что-нибудь предпринять. Тоня, ну мы же не будем сидеть сложа руки. Мы будем действовать, найдём адвоката, сами ещё раз попробуем встретиться с Левицким и всё объяснить ему. Возможно, нас-то он выслушает и пойдёт на уступки. Ведь деньги ему вернут через суд, Эдик не успел их потратить.
Николай Васильевич понимал, как наивно это звучит, но женщину это, как ни странно, успокоило. Главное ведь, подарить человеку надежду, пусть и призрачную, но всё же…
Эдик и Лиза были поздними детьми. Эдик появился на свет, когда Антонине Евгеньевне уже было слегка за сорок, а Лиза родилась и того позже, когда возраст её матери достиг сорока пяти. Эдика сильно опекали в детстве, сильно переживали, если он вдруг подхватил очередную детскую болезнь, не разрешали гонять на самокате и играть в футбол по той же причине – не дай бог, ребёнок травмируется. Лиза росла более самостоятельной, а достигнув восемнадцатилетнего возраста, поняла, что её родители уже пожилые люди, которым тяжело и вредно волноваться. Поэтому Лиза старалась оберегать их от ненужных волнений и редко когда делилась своими проблемами и старалась решать все трудности сама. Вот и сейчас, наблюдая за родителями и слушая их разговор, девушка понимала, что ничего они не решат, только зря переволнуются. У мамы снова начнётся обострение язвы желудка, а у отца поднимется давление. Лиза ничего не сказала родителям даже после того, как тем же вечером, после того как они навестили Эдика в следственном изоляторе, она возвращалась с вечерних занятий в консерватории, и девушку стала преследовать чёрная «тойота» с затемнёнными стёклами. Во дворе машина обогнала девушку и преградила ей путь в арку. Лиза попыталась свернуть в другой двор и убежать, но из машины выскочили двое парней и с лёгкостью догнали девушку, обутую в ботиночки на высоких каблуках.
– Стой, рыжая, – один из парней, крепкий и широкоплечий, грубо схватил девушку за локоть и без труда удержал, несмотря на то что девушка отчаянно пыталась вырваться, – Лично к тебе мы без претензий. Поэтому стой спокойно и слушай.
Девушка перестала дёргаться и, тяжело дыша, со страхом смотрела на двух здоровых накачанных парней, которые преградили ей дорогу. Один стоял спереди, крепко удерживая Лизу за локоть, а другой стоял за спиной, не давая возможности сбежать.
