Скинув тряпье, я намочила юбку в миске и быстро обтерлась краем ткани. Сбегала в отхожее место, морщась от боли – после перемещения на Энтар я будто прошла сквозь стекло – все тело изранено, и мелкие порезы не заживали, а в животе словно колтун из проволоки. Наверное, стражи меня и не насиловали, потому что я едва ноги переставляла, и выглядела, как зараженная чернотой старуха – худая, страшная, костлявая, разве что пятен болезни на мне не было, зато расцвели пышные розы синяков. Даже мои белые волосы, раньше сияющие, будто снег, теперь напитались крови и грязи, стали бурыми и тусклыми.
Хлопковая рубаха до колен приятно легла на плечи, широкий пояс плотно обернул талию. С трудом расчесав длинные волосы, я наспех сплела толстую косу и чуть не уснула сидя, но спохватилась и бросилась к бумаге и карандашу.
Бережно нажимая на грифель, выводила слова. Зачеркивала и снова писала. Что-то не складывалось, какая-то часть заклинания никак не вырисовывалась. Я трудно представляла, как использую его, но нужно хотя бы знать, что именно говорить, а дальше придумаю, как снять кандалы и применить магию последний раз в жизни.
Выводя последние строчки, я вдруг поняла, что улыбаюсь. Это ведь настоящая надежда: она пахнет ландышами и весной, не то что мое отчаяние последние недели – что разило плесенью, соленой кровью и потом.
Перечитала последнюю фразу: слово в слово, как в книге «Истинные узы». Я все заклинание вспомнила. Кажется.
Перечитав еще раз, засомневалась. А вдруг я ошиблась и что-то сотворю страшнее, чем смерть?
Нет, нельзя сомневаться, от этого зависит, будет жить Синарьен или нет. Только вот один ингредиент не давал покоя: изайлис. Не уверена, что такие цветы растут на Энтаре. На Ялмезе мне его показывала Лимия, у них в саду рос – белый-белый, сверкающий, будто звездочка. Как хозяйка говорила – цветок жизни, редкий и очень ценный. Смогу ли найти хотя бы лепесток на этой Энтаре?
Складывая лист с заклинанием разрыва и рецептом зелья к нему в несколько слоев и пряча его между складками пояса, я вдруг осознала, что мне не позволят провести ритуал. Без доказательств никто не поверит, что Синарьен жив, а магию мне не откроют. Значит, придется пойти на унижение ради него. Придется пожить еще ради него. Да, мучительно, но это ведь того стоит.
Что еще тревожило: я не могла вспомнить, любил ли меня принц много лет назад. До обета и до академии. Это стерлось из головы. Сейчас он действительно ценит и обожает: так подсказывало его сердце. Оно колотилось под ребрами каждый раз, стоило Синарьену на меня посмотреть или вспомнить обо мне. Жаль, что это словно в прошлой жизни происходило, и я тогда, в замке Лимии, не осознавала от чего отказываюсь. Я должна была каждую минуту его обнимать и согревать, а я сомневалась. Позволить ему прикасаться, лечить, оберегать, любить всей душой. А я тратила такое дорогое время. Убегала, огрызалась… не доверяла. Дура! Нет, это все король виноват!
Что-то зашелестело за спиной. Я обернулась и обмерла. Круглое окно, не больше тарелки, что прилепилось под потолком, сильно запотело, грязь пробили яркие лучи утреннего лотта. Подступив ближе, подтянулась на носочках, чтобы разглядеть небо – соскучилась по голубому цвету и бесконечным просторам. Цепи на руках звякнули о железную раму.
Стерев пальцами влагу со стекла, я забыла, как дышать. На серой крыше соседнего здания сидела краснокрылая птица и, покачивая огромной хохлатой головой, с интересом заглядывала в мою камеру.
