Пожилая продавщица равнодушно отрубила нам кило «докторской», умело завернула в серую оберточную бумагу, плотную и грубоватую, и опять же, как-то особенно приятно пахнущую. Все! Деньги почти кончились, осталось что-то около рубля мелочью, среди них крупная никелевая монета достоинством 50 копеек, полтинник – я отложил его для неизвестной мне Матвеевны.
– Слышь, – заегозил Витя, – давай мороженое купим? Пломбир! Или шоколадное. Ну, это просто так, не в складчину.
– Я не хочу.
– Так я хочу.
– Бери.
– Да, блин, говорю же! Денег нету.
Я посмотрел с подозрением:
– Что, и двадцати копеек нет?
– Да нету! В том-то и дело. На нуле. Я б разве спрашивал тогда! Ну, вот так получилось… Да я отдам, ты же знаешь!
Мысленно я налился легким ехидством.
– Ладно. Смотри: я пятерку потратил с копейками. Ну, копейки отбросим, хрен с ними. Это по два пятьдесят с носа. И сейчас плюс двадцать. Значит, с тебя два семьдесят. Через неделю.
Не сказать, чтобы моего нового друга эта бухгалтерия порадовала. Но двугривенный он молча, поджав губы, взял, купил себе шоколадное в вафельном стаканчике. Стоило оно пятнадцать копеек, а пятачок Виктор прижучил в счет долга.
На обратном пути заговорили вновь о проходных баллах, о вакансиях. Я-то проходил на химфак твердо, а у него все было на соплях, и невзирая на хвастливые разговоры о литейке со сваркой, я чувствовал, что и там еще далеко не все решено, и на душе у него не спокойно… и как-то невольно к Витьке проникся сочувствием: с деньгами у него, видать, вправду очень не густо, хотя про «ноль», скорее всего врал. Ну да это невелик грех. И я про себя решил, что про Витькины долги болтанул так, для красного словца. Конечно, требовать не буду. Отдаст – спасибо, а нет – хрен с ним.
Вахтер Матвеевна оказалась сухонькой старушкой типажа «баба Яга».
– Та-ак, молодые люди, – радостно проскрипела она, увидав нас и услыхав стеклянное позвякиванье, – а что, не знаете про спиртные напитки? Что это запрещено?
– Да ладно, тетя Оля! – с развязным видом отбрехнулся Виктор. – Это мы сок и помидоры в банке взяли, во, смотри!
– Знаю я ваши помидоры! Сперва напомидоритесь, потом весь сортир обрыгаете.
– Да ладно тебе, теть Оль! – благородно оскорбился Виктор. – Это когда мы барагозили? Не было такого.
– Так все когда-то в первый раз бывает, – мудро рассудила Матвеевна. – А ну давай, показывай саквояж!
Вот тут на первый план вышел полтинник. Я аккуратно положил его на застекленный вахтерский столик – под стеклом виднелись какие-то ветхие пожелтевшие списки.
– Это чего? – Матвеевна артистически прищурилась.
– Я думаю, что это пропуск в общежитие, – вежливо сказал я.
– Тетя Оля, ну кончай, давай ключ! Ну ты же знаешь, все нормально будет!
Лицо Матвеевны такой уверенности не излучало, но магия полтинника сработала. Нечленораздельно бурча, вахтер все-таки вытащила из стола здоровенный, чуть ли не амбарный ключ с картонной биркой, на которой был коряво начертан номер: 407.
Так! Теперь и это знаю. А веселуха у нас будет в четыреста пятой.
– Пошли, пошли, – поторопил Витек.
Мы поднялись на четвертый этаж, пошли длинным темноватым коридором. Я смотрел на номера комнат: 417, 415, 413, 411… Это была, естественно, нечетная сторона, по четной шла своя нумерация.
По мере приближения к комнате 405 нарастал оживленный гомон нескольких голосов, внезапно вспыхнувший грубым хохотом за тонкой фанерной дверью.
