Оперируя в воображении этим, я пустился рассказывать, как в сарае нашего частного дома устроил нечто вроде химлаборатории, экспериментировал, ну и соответствующую литературу изучал, конечно. И назвал несколько классических работ, вроде «Общей химии» Николая Глинки, разумеется, знакомых мне.
Игорь Леонидович оживился пуще прежнего.
– А ну-ка, ну-ка, – заговорил он, – навскидку… инертные металлы! Что скажешь?
– Ну, – скромно улыбнулся я, – с ними я, конечно, в сарае не работал… а если говорить теоретически…
И я перечислил элементы, дал четкий расклад этой группы по их месту в системе Менделеева, назвал основные свойства и практическое применение…
К этому времени сосед-экзаменатор, наконец, отпустил еле живого Степанова, и вот странно, не стал вызывать следующего, а вдруг бодро так вскочил и устремился в глубь аудитории.
Я невольно обернулся – и слегка вздрогнул. Этот чертов Лев Юрьевич устремился к моему месту.
Вот сука! Неужто заметил шпору?!
Точно. Как же он просек?..
Лев Юрьевич не поленился пролезть между сиденьем и стеной и с торжествующим видом вытащил оттуда бумажку.
– Вот! – провозгласил он. – Вот, Игорь Леонидович, видал?!
Тот сделался строгим:
– Твое?
– Мое, – не стал отрицать я. Отпираться было бы глупо. – Но я не пользовался.
– А зачем выбросил?
– Да я про нее забыл совсем, – слегка покривил я душой. – Случайно сунул руку в карман, тут и вспомнил. Ну… испугался, на всякий случай выкинул.
– Вот и дурак.
– Согласен, дурацкий поступок. Но эта бумажка никакого отношения к моей работе не имеет! – я указал взглядом на листы с штампами.
– Выбросил, не выбросил… – пробурчал Лев Юрьевич, – детский сад! Сказано было ясно, что запрещено. Значит, разговор окончен!
Его напарник предостерегающе вскинул руку. Он уже бегло просматривал шпаргалку.
– Ну… вроде бы почерк похож… – задумчиво произнес он.
Только тут мне пришло в голову: а каким почерком я пишу?! В прежней жизни, признаться, я не вспомню, когда и ручку брал в руки… ну, только для того, чтобы в документах расписаться. А так все на клавиатуре, в ватсаппе да телеграме, да на компе… Какой уж там почерк!
Мозги мои работали стремительно. Конечно – мыслил я – нынешний почерк Василия Родионова есть некий синтез его физиологии и моего опыта… ну, то есть опыта взрослого человека из двадцать первого века…
Дальше мысль не успела развиться, потому что экзаменатор отложил бумажку и решительно обратился ко мне:
– А ну-ка, товарищ Родионов… – и тут прервал себя сам, повернувшись ко Льву Юрьевичу:
– Послушайте, коллега, – произнес он мягко, но бесповоротно, – у вас ведь свои задачи, верно? Еще четыре человека в очереди. А с данным… героем наших дней я разберусь. Годится?
И здесь я понял, что мой собеседник в этой паре будет повыше рангом. Что-нибудь типа доцента против старшего преподавателя. Во всяком случае, Лев Юрьевич недовольно, но отошел, сел на свое место, зашелестел бумажками.
– Рабинович! – почти рявкнул он, и я мысленно посочувствовал Евгению. Впрочем… вывернется ведь, наверное!
– Итак, – сказал Игорь Леонидович, – скажи-ка мне, Родионов, вот что…
И пустился задавать вопросы не столько из школьной программы, сколько требующие размышления и смекалки. Почему он решился на такой эксперимент?.. Ну, не будем скромничать: наверное, не часто попадаются такие целеустремленные абитуриенты. И я не скажу, что он меня сознательно тащил. Нет. Ему в самом деле стало интересно, а есть ли потенциал в этом периферийном пареньке?..
