Лекции в большинстве своём были достаточно интересны. Тогда только входил в моду показ слайдов для иллюстрирования материала, и этим умело или неумело пользовалось большинство преподавателей. Слайды своей наглядностью способствовали запоминанию, так как тогда не было ещё развито ксероксное дело. Единственный в университете множительный аппарат под грозным названием «ротатор» находился под постоянным наблюдением спецслужб, и доступ к нему простому студенту был значительно затруднён.
Перейду к персоналиям. Знаменитым у физиков и математиков был профессор Борис Борисович Фихтенгольц, читавший нам лекции по матанализу. Зычный голос, безукоризненное знание предмета и куча совершенно неправдоподобных легенд, связанных с ним, делали его фигуру весьма популярной в среде студентов. Мне лично нравилась легенда, в которой он в московской гостинице «Украина» раздел до нитки при игре в «очко» двоих одесских картёжников-профессионалов, которым не было равных в СССР. Причем игроком Борис Борисович не был, в карты играл впервые, а пользовался в игре лишь одному ему известными математическими методами. Думаю, что Ленинскую премию ему не дали за это исключительно из-за его национальности.
Профессор Сергей Константинович Мальцев, по кличке «Гипотенуза», читал у нас алгебру. Он и был похож на гипотенузу: красное гипотенузное лицо, перекошенное от неравновесных знаний, характерный наклон головы при разговоре и выглаженные не по вертикальной стрелке редкие тогда джинсы. Их ещё называли в то время «техасы». Периодически мы видели профессора Мальцева в ресторане «Золотая Долина» недалеко от университета. В перерывах между парами он брал там «кровавую Мэри» и выпивал её в очень светском, свойственном только ему, стиле.
Профессор Борис Валерианович Угаров считал себя прямым учеником великого Эйнштейна по отцовской линии и преподавал нам специальную теорию относительности своего учителя. Он утверждал, что они частенько встречались с Альбертом в Швейцарии и подолгу беседовали о разном, в том числе о музыке и о женщинах. Случайно мы узнали потом, что Борис Валерианович за границей нигде не был, кроме безобидной Монголии, о существовании которой великий Эйнштейн, возможно, и не догадывался.
А ещё профессор Угаров буквально бредил токамаком. Говоря по-простому, токамак – это тороидальная установка для магнитного удержания плазмы с целью достижения условий, необходимых для протекания управляемого термоядерного синтеза. Угаров утверждал, что он причастен к запуску установки и к процессу разработки в целом в какой-то секретной лаборатории и запуск этот вот-вот произойдет. Буквально до конца этого года. Но мы его так и не дождались. Чего дождался Борис Валерианович Угаров, мне сейчас не известно.
Поначалу я обрадовался, когда узнал, что в университете есть преподаватель с черновицкими корнями еврейского свойства. Профессор Наум Наумович Мильштейн преподавал «Введение в физический эксперимент». Но заинтересованности в нашем сближении он не проявил, и я тоже вскоре потерял интерес к земляческим порывам. Он был большим знатоком русского языка и хотел, чтобы все писали грамотно и без ошибок. По одной из наших письменных работ он статистически определил, что в слове «эксперимент» студенты делали в среднем две с четвертью ошибки. Вся же кривая распределения ошибок или какие-либо дополнительные её параметры у меня не сохранились.
