– Хорошо бы. Японский солдат воевать умеет, не стоит еще и с ним задираться. Немца бы одолеть, – соглашаясь с военкомом, произнес дед Саша. – Ты отдыхай, штабс-капитан, а я пойду. Мне добираться еще двадцать верст до дома. Спасибо за угощение. Если понадоблюсь – найди меня, я в Аргунове живу. Там меня всякий знает.
– Не беспокойся, дедуля, разыщем, если что.
Военком встал и проводил деда Сашу до крыльца. Пожав друг другу руки, они распрощались…
Так старый георгиевский кавалер не смог попасть на Отечественную войну. Наверное, это и спасло ему жизнь. Прожил дед Саша очень долго, умер в 1969 году в возрасте восьмидесяти пяти лет. За свои годы дед Саша много чего повидал и много чего успел сделать. Главным же в его жизни были две вещи – любовь к России и любовь к детям, что, собственно, практически одно и то же.
Внешне эта любовь никак не проявлялась. И даже наоборот, некая строгость, если не сказать жесткость, в воспитании своих собственных детей, а потом и внуков, как-то отталкивала от него ребятню, делала из него чуть ли не монстра, способного лишь строжить и наказывать. Но, как ни странно, никто не мог вспомнить, чтобы дед хоть раз кого-нибудь ударил или шлепнул. Один его суровый вид внушал детям страх и почтение. Однако, когда все выросли и разъехались кто куда, то часто с теплом вспоминали своего сурового деда Сашу. Так случилось и с Саввой.
В один из приездов пятилетнего Саввы в гости к бабушке Тане дед спросил его:
– Что умеешь делать?
Савва ответил, что умеет считать до семи.
– Да-а-а, – крякнул дед. – Тогда бери вот этот инструмент, – он показал на ящик с ручкой, – и разрежь на нем семь стеблей табака.
– Ладно тебе, дед, дай внуку освоиться, прийти в себя. А ты сразу за свой табак, – заступилась за внука бабушка Таня.
Но дед строго посмотрел на нее и произнес:
– Пусть учится делом заниматься. Ты забыла, что сама делала в свои пять лет?
– Полы в доме мыла, белье на каталке гладила, коров в поле гоняла… Да мало ли чего. Но тогда другое время было. Ты, дед, не вспоминай об этом лишний раз. Чего хорошего, что я в такие годы работать начала? – не согласилась бабушка Таня.
– Труд еще никого не испортил. И чем раньше человек поймет это, тем больше от него пользы, – пробурчал дед, доставая инструмент для резки табака. – Вот смотри, Савва, ставишь сюда сухой стебель табака, с самого краешка, и начинай вверх-вниз ручкой водить. Только пальцы не суй, отрубит.
И дед показал Савве, как нужно резать табачные стебли и листья. Савве работа понравилась, и, разрезав семь стеблей, он попросил у деда поработать.
– Можно, деда, я еще порежу?
– Нет, хватит, – строго сказал дед. – Для первого раза хватит. Работа в радость должна быть, а в тягость нужда заставит, – добавил он, пряча ящик на место. – А ты, смотрю, с руками растешь. И голова на месте.
Савва потрогал голову – действительно ли на месте, посмотрел – руки тоже как руки. Непонятно, что дед сказал? Но горевать мальчик не стал, а занялся своими ребячьими делами.
В обед дед Саша садился во главе стола на своем большом стуле. Около деда в праздники и выходные дни всегда стоял самовар, а в обычные дни – только что снятый с керогаза горячий чайник. Дед любил чаепитие. Пил чай по старинному уставу: первые три стакана разливал на блюдце с голубой каймой и пил медленно, вприкуску с сахаром. Остывший чай дед Саша выпивал прямо из стакана. Савва, знавший цифры только до семи, сбивался со счета дедовым стаканам.
