– Семеныч, какая ночь теплая! А как мы сейчас пойдем по темноте? – потом нагнув его голову, прошептала на ухо: – Я в туалет хочу. Покури пока, а я сбегаю обратно.
– Нет, – твердо сказал Семеныч. – Обратно не пойдешь.
– Но я очень хочу.
– На улице темно и никого нет. Иди, где хочешь. А я покурю.
– Совсем, что ли, с головой у тебя не хорошо? – обиделась Катя и пошла наперерез в неосвещаемую сторону кустов.
Семеныч докурил, но Катя не возвращалась. Почувствовав неладное, он пошел за ней. Чиркнул зажигалкой и при неярком свете короткого пламени пытался хоть что-то разглядеть. Услышав вдали легкое движение, Семеныч, отодвигая свисающие ветви, стал с трудом протискиваться через многочисленные ряды плотных кустарников.
Катя сидела на невысоком каменном парапете, отделяющем канал. Она сидела, вся сжавшись, обхватив руками колени и наклонив к ним голову. Семеныч провел ладонью по волосам:
– Маленькая! Что ты? Что с тобой?
Она приподняла голову и посмотрела на Семеныча сверкающими от слез глазами:
– Я не знаю. Мне страшно.
Семеныч присел рядом и обнял ее за плечи:
– Что случилось? Почему тебе страшно? Ведь ничего плохого не происходит…
– А что происходит?
Семеныч задумался и затем медленно ответил:
– Я не очень понимаю, что происходит, честно говоря. Вроде бы даже и наоборот. Творческие занятия. Интересные проекты…
– Как-то искусственно все это. Как будто их доят.
– Кого доят?
– Людей! Как будто всех этих людей, которые работают в студии, насильно заставляют всем этим заниматься.
– Но ведь никто никого не заставляет? И нас ведь никто насильно не заставлял заниматься. Меня никто не заставлял заниматься музыкой. Тебя никто не заставлял заниматься этим виртуальным тигром. Вот только с кофе что-то не то.
Она поднялась:
– Пошли. И с кофе что-то не то. И с булочками не то. И с водой не то, – тут Она вспомнила обрывок разговора Соломона, который случайно подслушала на улице, когда разгружали машину с тюками.
– Я вспомнила. Они хотели, чтобы мы пили это кофе.
– Кто они? – остановился Семеныч.
– Они… Соломон и его люди.
– Не переживай, разберемся. Во всяком случае, теперь мы будем настороже. Нужно только не показывать вида, что мы о чем-то подозреваем, а завтра взять с собой свое кофе и свои булочки, чтобы не выделяться из общей массы. А может сейчас встретиться с Соломоном?
– Не нужно сейчас, – устало ответила Катя. – Давай, сначала в себя придем. Завтра поговорим.
– У тебя голова болит? – спросил Семеныч, заметив, как она нахмурилась.
– Нет. Но как будто я в каком-то опьянении. В ушах шум, как под водой. И вообще, все в тумане. Ничего не понимаю. Студия непонятная, люди мутные. Как привидение, как сон. Ты ее только ночью так красочно описывал, и вот она. Тут как тут.
Семеныч шел рядом с ней, стараясь приноровиться к ее шагам:
– Здесь все работники выглядят очень рассеянными, и в то же время чрезвычайно сосредоточенными. Словно концентрация их внимания увеличена и направлена исключительно на поглощающее их занятие. И их больше ничто не способно встревожить, кроме того, чем они занимаются в данный момент.
Придя в гостиницу, они наскоро ополоснулись под душем и почти одновременно заснули.
Семеныч вздрогнул во сне, приподнявшись, рука его шевельнулась по пустой постели и не обнаружила Катю. Он хотел было встать, но тяжелая голова упала на подушку, глаза не открылись, а разум провалился куда-то вниз.
