Читать онлайн Юрий Грум-Гржимайло - Ствол ручья. Стихи разных лет



© Юрий Грум-Гржимайло, 2017


ISBN 978-5-4483-9358-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Разнолетье

Пишите легкие стихи…

Пишите легкие стихи,
Пока легка рука,
Пусть в них кивают васильки
От ласки ветерка!
Не стоит строки смаковать,
Искать огрехи в них —
Упали легкие слова,
И – появился стих,
Пошел по узенькой тропе
Из горницы своей,
Чтоб оценил его скупец,
И встретил мир людей…

Полуночный трамвай

Майку Зиновкину

Полуночный трамвай сыграет блюз
Для крылышек раскрытого окна,
И сонною волною тишина
Опять прижмется к дому-кораблю.
Осталось слушать шорохи стены,
Задумчивые скрипы половиц,
Обрывки ненаписанных страниц
И мерное дыхание жены…
А блюз плывет по памяти дымком,
В серванте тихо звякнет в такт фужер…
Пусть сонная недвижимость портьер
Меня считает странным чудаком,
А я хочу махнуть через окно,
Догнать трамвай и впрыгнуть на ходу,
И привезти счастливую звезду,
Как этот самый блюз,
Давным давно…

Я в глазах твоих…

Я в глазах твоих
Вижу нежный свет,
Напишу им стих
О своей Москве,
Закружи меня,
Заколдуй меня
И добавь огня
Им при свете дня!
По губам твоим
Бродит страсти ток,
Ты – из снежных зим
Теплый лепесток,
Вытащить билет
И согреть тебя
Мне в моей Москве
Выпала судьба.
Не раздеть и смять —
Сохранить любовь,
Чтобы к ней опять
Возвратиться вновь,
И как в первый раз
Падать в глубину,
В полночь до утра
Уходя ко сну.

Твое лицо покоится во сне…

Твое лицо покоится во сне,
Но из глубин, простертых между нами,
Ты все равно повернута ко мне
Губами
И закрытыми глазами.
Пускай не спится,
Пусть скользит мой взгляд
По смуглой коже,
По изгибам линий —
Прекрасен твой естественный наряд
Уснувшей мирно
Маленькой Богини

Стихи на перроне

Ирине***

На скорый поезд твой
Объявлена посадка,
И между нами вновь
Проведена черта —
Не думай – провожать
Тебя совсем не сладко
И грустно созерцать
Плацкартные места.
В вагонах поездов
Натянуты прощанья,
Неловко целовать
Хорошую мою,
Зачем опять в любовь
Вмешались расстоянья,
Я чувствую вину
За то, что остаюсь!
Скажи мне обо всем —
Минуты на исходе,
А лучше – помолчи
И посмотри в глаза,
Мы все уже с тобой
Определили вроде
И скорым поездам
Нас изменить нельзя.
Но все-таки мне жаль,
Когда состав уходит,
И где-то твой вагон
Скрывается вдали —
Разлука как кинжал,
И дань высокой моде
Друг друга в ней найти,
Как рельсы колеи.

На паперти света…

На паперти света застыла Любовь,
одетая в рубища непониманья,
в лохмотья когда-то несказанных слов,
рассыпав как бисер слепые лобзанья.
Я вижу в глазах ее мрак и огонь,
не ведая, что хорошо, а что – плохо,
как нищенке, ей опускаю в ладонь
святое желанье и низкую похоть.
И снова иду в паутину дорог
за призраком, за Дульсинеей Тобосской,
дай Боже, чтоб я отыскать ее смог
и сердцу хватило печального воска!
Пусть где-нибудь, снова на свадьбе земной
со звоном хмельные поднимутся чаши —
я пью в одиночку за бывших со мной,
Не понятых мной и меня не понявших.
Простите меня, за возможную боль,
за то, что простое окажется сложным,
я просто увлекся сраженьем с судьбой,
и просто теряю порой осторожность.
Простите меня, отпустите легко,
на паперти света стоит моя мама,
а я ухожу от нее далеко
седой уже весь,
а все тот же —
упрямый…

Отзовись!

Ты меня не поймешь – я тебя не пойму,
Загорятся слова – задохнемся в дыму,
А достанется нам все равно – пополам,
По любви, по надеждам, словам и делам.
Проще – взять и разбиться, осколками в лет?
Отзовись, я тебя вызываю:
«Алле!»,
Отдирая заклейку зимы от окна,
Пусть его открывает нам настежь весна,
Пусть по полу ползет застаревший угар,
Отзовись, нам с тобою не нужен пожар…
В телефоне гудок долгий-долгий дрожит.
Вот такая простая и сложная жизнь…

Я помню дорогу…

А***

Я помню дорогу и бег электрички,
и на полпути проплывающий Клин,
как к сердцу отмычка,
слепая привычка
из всех поездов видеть только один.
Я все сохраняю в глубинах сознанья,
и горечь потери, и тленье огня —
за исповедь сердца, вокзальные зданья,
приблизьтесь ко мне и простите меня!
А если я сам недождался, уехал,
вскочил на подножку на поезд другой —
то память о вас мне совсем не помеха,
она мне поможет сквитаться с судьбой.
Летит электричка. К тебе ль? От незнанья,
что, может быть, вовсе бегу от себя,
я просто связной ваш, вокзальные зданья,
все еду и еду,
дорогу любя.

Зайди ко мне, мой милый друг…

Марине***

 Зайди ко мне, мой милый друг,
 Со мною выпить чашку чаю,
 В твоих глазах, в пожатье рук
 Я перемен не замечаю.
 Пусть нас с тобою разнесла
 Судьба по странам и границам,
 Улыбка прежнего тепла
 Опять горит на наших лицах.
 Мы просидим до темноты,
 И в ней, полуночным Арбатом,
 Я провожу тебя, и ты
 Забудешь время, как когда-то,
 Но потому, что поздний час,
 Опять расстаться надо, чтобы
 Мог по домам доставить нас
 Последний рейсовый автобус…

22 сентября

Отполыхали сполохи заката,
и желтизной залили фонари
пародию вечернего Арбата
на маленький монмартровский Париж.
В подлунном мире барды тянут песни,
и бесконечный ряд карикатур
не прикрывает обнаженность пресной
губастости рисованных натур.
И нам вослед печально глянет лошадь —
заложница коммерческих идей,
пойдем скорее,
вырвемся на площадь
от ресторанов,
лавочек,
людей,
давай – пешком до самой,
до заставы,
и над рекой, прижав тебя к себе,
стихи читаю вовсе не для славы,
а как собачьей верности обет.
И мне приятно чувствовать в забвенье
как сердце бьется сердцу в унисон,
ты – город мой, а я – отображенье,
и дай мне, Боже, быть таким как он.
Когда сказать мне слов земных не хватит,
морзянкой окон песню допою,
но причащу к вечерней благодати
внимательную спутницу свою.
Мы на мосту, как перед аналоем,
в торжественной высокой тишине,
и снова счастье чаплинским героем
смешно и грустно улыбнулось мне.

Лирическое

 Увести бы тебя, затеряться с тобой
 В перекрестках аллей в уголке незнакомом,
 Чтобы крышей нам стал небосвод голубой,
 А трухлявый пенек и приютом, и домом.
 Ты поверь, я тебя не отдам городам,
 И не дам испугать, если хрустнет валежник,
 И за нами не тени ползут по следам,
 А твоя золотистая робкая нежность.
 Пусть в моих волосах будут хвоя и мох,
 И лесные глаза разглядишь ты не сразу —
 На меня колдовство наложило замок,
 И лишь чары твои могут скинуть заразу.
 Я к тебе прикоснусь тихим гулом чащоб,
 Окрещу на заре на росистой поляне,
 Где сияющий взгляд твой заметит еще
 Силуэты лосей и лосенка в тумане.
 Для тебя я стихи напишу на траве
 И поэмы сложу на холстах листопада,
 Чтобы твой бесконечно желанный ответ
 Сделал мой полумрак светом райского сада…

Обыденное

 Моя галактика проста,
 «Работа – дом» – мои маршруты,
 И размывает суета
 Обычных радостей минуты.
 Но в этой простоте живой
 Я – жив,
 И жив не только хлебом,
 Раз пропущу автобус свой,
 Задумчиво любуясь небом…

В тебе осталась Севера печать…

Ирине***

В тебе осталась Севера печать,
Простор снегов и дерзость расстояний.
 В больших глазах мерещится опять
 Полярная феерия сияний.
 И пусть печаль окажется легка,
 Когда тепло, завернутое в стужу,
 Из белизны бумажного листка
 Потоком строчек вырвется наружу.

Сказка на окраине

 Сказка по окраине
 Бродит наяву —
 Я совсем не правильно
 Без нее живу.
 Сердце тайны-таинства
 Не постигнет вновь,
 Если не останется
 На земле любовь.
 Зарастут тропиночки,
 Опадет листва…
 У судьбы-судьбиночки
 Старые слова…
 Только на окраине
 Сказка наяву
 Ждет, когда неправильно
 В сердце позову…

Ты как волна…

 Ты как волна – и глубь, и пена —
 Ударила о берег мой,
 Разбилась в брызги и степенно
 С меня опять стекла домой.
 А мне оставила природа
 Хранить соленость губ твоих,
 И жажду нового прихода
 Не вместит самый нежный стих…

Матери

 Не говори мне, мама, не тревожься —
 В моих кудрях не снег, а просто пыль.
 Я верю, что захочешь – и проснешься
 Опять таким же юным, как и был.
 И мы с тобой пройдемся по Арбату,
 Присядем на бульваре, и в былом
 Припомним, как у Гоголя когда-то
 Я каждый день здоровался со львом.
 Пусть робкий дождь начнет над нами капать —
 Под доброю улыбкою твоей
 Рукою трону бронзовые лапы
 Чуть ниже ставших ростом фонарей.

Ты мне улыбаешься с экрана

 Ты мне улыбаешься с экрана,
 Звякает коннектом Интернет…
 Может, это мир самообмана
 Властвует в вечерней тишине.
 В письмах мы наставим многоточий
 И всего не станем говорить.
 Только ночь покажется короче,
 Если засидеться до зари.
 Напиши мне просто, без тумана,
 И чему-то главному поверь,
 Если улыбаешься с экрана,
 Чтобы постучаться завтра в дверь.
 Мы на память узелки завяжем,
 Крутимся, как белки в колесе,
 Непонятно, как случилась даже
 Встреча на нейтральной полосе.
 Где-то заблудившееся счастье
 Облаком над нами пронесло —
 Ты с экрана будешь улыбаться
 Так же безмятежно и светло.
 Крутятся сюжеты на планете,
 Я тебя однажды позову —
 Где-то ты живешь на белом свете,
 Где-то существуешь наяву…

Колыбельная

 Я тебе свое сердце положу под подушку,
 Чтоб хорошую весть приносило оно,
 За меня тебе тихо прошептало на ушко,
 Что люблю тебя очень и очень давно.
 Тебе братца вернут эти чащи лесные,
 Что по разным углам собрались в темноте,
 И водицы живой бросят росы цветные,
 Сотворив наяву все, что было в мечте.
 Это русское поле цветом спелой пшеницы
 Одарило тебя на твоих волосах —
 И пусть долго еще сон покоит ресницы
 На твоих бесконечных и милых глазах.
 Ты, пожалуйста, спи, пусть твой сон не тревожат,
 Я, как воин, его в изголовье храню,
 И рассветное солнце золотит твое ложе,
 Улыбаясь тебе и рожденному дню.

Наступлю…

Наступлю —
захрустит валежник,
встрепенется пугливая птаха,
белым парусом вздуется нежность
на дуге поворотного знака,
что-то вновь позовет в дорогу,
будет капать из глаз капелью…
Мы помолимся нашему Богу
пред апрельскою каруселью.
Наступлю —
и сломаю печати
оседающей корки сугроба,
нет вины в непорочном зачатье,
нет вины —
и виновны оба,
мы виновны в своих
рас-
стояньях,
рас-
прекрасных
мечтах и надеждах,
одеваньях и раздеваньях,
мы виновны в своих одеждах.
Наступлю —
что-то тонко хрустнет,
остановит любовь помада…
Отчего мне сегодня грустно?
От того,
что грустить не надо?..

Песнь варвара, осевшего в Риме

 Нас с детства учили держаться в седле,
 Стрелять из звенящего лука —
 Пускай мы не знали наук на земле,
 Но это ведь тоже наука!
 Мы метко метали в деревья ножи
 И лазали в кронах, как белки,
 Но в Риме спокойная сытая жизнь
 Устроила нам переделку.
 Мы стали степенным жирком обрастать,
 Культурно пускаться в дебаты —
 И грозную, сильную некогда рать
 Шутя покорили кастраты!
 И только во сне, слышишь, только во сне
 Теперь ухожу я в пределы,
 Где с посвистом ветра летит на коне
 Мое одряхлевшее тело,
 Где снова горят на привалах костры
 И жарят на вертеле мясо,
 И наши вселявшие страх топоры
 по-прежнему рубят кирасы…
 Прошу вас, поймите меня, старика,
 Уважьте капризы натуры:
 Посмертно оденьте меня не в шелка,
 А в потом пропахшие шкуры,
 Сожгите меня на высоком костре,
 Устройте кровавую тризну,
 Чтоб вновь с содроганием Рим посмотрел
 На дальнюю нашу отчизну!

Есениана

Мы бредем, запутавшись в туманах,
В облаках несбыточных идей —
Жизнь моя! Каким твоим обманом
Называют счастье для людей?
По утрам, когда в рассветной рани
Голосят в деревне петухи,
Чем-то давним память снова ранит
И сжимает сердце от тоски.
Может быть, далекий отзвук детства
Засветился в солнечном луче,
Или сказки доброе наследство
Притаилось в старом сундучке —
Я не знаю. И уже с опаской
Слишком часто думаю о том,
Что порою зря тянусь за лаской
Милым и доверчивым щенком,
Зря бросаю нежность листопадам,
Каждый день – последним днем живу —
Счастье в том, что ничего не надо,
В том, что мы имеем наяву!..
Может, одиноким пилигримом
Мне идти по замыслу Творца,