Мама вспылила, стала кричать. Я высунулся в окно и видел, как мама накинулась на пухлого, затекшего жиром мужчину, в темно – сиреневой мантии. Плача и ругаясь, мама, взашей вытолкала этого мужчину вон со двора, напоследок крикнув ему, что бы он передал, что она желает, чтобы тот весьма почтенный господин, изыздох сегодня, еще до полудня.
Я бросился во двор к матери. Она стояла, прислонившись к стене, прижимая ладони к лицу. Обливаясь слезами я, дергая маму за подол ее синего платья, выспрашивал: – «Почему так? За, что отца, казнили? Что он такого сделал?» Но ответов я тогда, не получил. Я и сейчас не все знаю.
Но известие о смерти отца, в тот день было не единственным ударом судьбы. В тот же день меня лишили матери. Официально записали в сироты.
Если подробно рассказывать, то до полудня в наш дом ворвались люди в черных комбинезонах. Не церемонясь, они схватили мать, повалили ее на пол, связывая ее по рукам и ногам. Я тогда в отчаянии, бросился на одного из тех, что удерживал мать, зажимая ей рот, и укусил его за ухо. Я с такой силой вцепился в его ухо, что откусил кусок его уха, кровь хлынула ручьем. Помню до сих пор тот тошнотворный, соленый, теплый и в тоже время притягательный вкус крови. Укушенный взревел от боли и гнева и, схватив меня за ворот швырнул, бия о стену. Я тут же потерял сознание. Пришел в себя я уже только тогда, когда с режущей болью, запястья стянула, тонкая веревка.
Озираясь по сторонам, я увидел, что мама уже надежно связана и ее рот заткнут кляпом. Один из нападавших сорвал ковер, висевший на стене и, расстелил его возле матери. Мой рот еще не был заткнут и я, закричал, зовя на помощь. Укушенный зажимая ладонью пострадавшее ухо, тут же подскочил ко мне и пнул меня в живот, я замолк, задохнувшись, свернулся калачиком. Не дав отдышаться, в рот мне запихали, какую – то пыльную тряпку.
Потом …
Адуи замолк, сглотнув предательски подступивший ком к горлу. Nэин молчала.
Небо прекратило ронять на землю мелкие капли дождя. Поднявшийся ветер, стал разгонять тучи.
Выдержав почти пятиминутную паузу, Адуи продолжил, – Потом маму завернули в ковер. Это был последний раз, когда я видел мать.
Меня тоже завернули, в половик, что лежал у входной двери. И потом вынесли из дому. Вынесли и понесли по улице как ковер и половичек, никто ничего и не заподозрил. А кто, что и заподозрил, видимо, предпочел сделать вид, что ничего не заметил.
Я чуть не задохнулся в этом половике. Куда унесли меня, я не знаю. Высвободив и развязав, меня зашвырнули в комнату без окон, без какой-либо мебели, только серые, грубо отштукатуренные стены. И то я их видеть мог, только тогда, когда молодой, прыщавый парень, с горящим факелом в руках, заходил ко мне, в очередной раз, принося еду. Оставляя миску с едой, он уходил, запирая дверь, и я снова оказывался один на один с темнотой и холодом.
Не знаю, сколько они там меня продержали. Наверно там я и свихнулся, с тех пор меня часто, стали называть, «полоумный звереныш».
Сошел ли я с ума, или стал иным, одно знаю точно, тогда и там пятилетнего мальчугана не стало, он умер во тьме, и во тьме появилось нечто иное.
Как – то раз дверь отварилась и вместо уже привычного прыщавого парня, приносящего еду и горшок для нужд, вошла добрая пожилая женщина. Она забрала меня и отвела в маленький, но очень чистый, светлый домик. Дороги до него, я не видел, глазам было больно, после темноты.
