Последнее, что я видел, это вспышка, разрастающаяся из его сердцевины, а затем меня будто выбросило из алиеноцептивного сосредоточения. Глаза жадно распахнулись, мне стало очень тесно внутри тела, и я вскочил, но жестоко ударился головой о хрустнувший притолок кабинки и грохнулся обратно. Боль растекалась по голове как разбитый яичный желток, как тепло от летнего солнца, как любящая рука, разглаживающая волосы…
Моргнув, я вдруг пришел к выводу, что здесь не так уж и плохо, даже отлично… Это место напоминало мне пышный альков, а по ту сторону грязного стекла кипел жизнью мегаполис. Там дождь, а здесь тепло, но надо теплее, теплее… Ерзая по скользкому поддону, я пытался поджать к себе колени и укутаться руками, словно одеялом. Это было так приятно, как вернуться с учебы в мрачный, гадкий день, раздеться и нырнуть в прохладную кроватку, устроиться в ней как можно мягче…
Теплее не становилось. Но я чувствовал, что на верном пути и вот-вот приму самое удобное положение в своей жизни. Да и вообще, с чего вдруг взял, что мне холодно? Я наоборот хотел вобрать упоительную прохладу этого места. И почему я только не додумался здесь жить раньше…
А как я сюда вообще попал?.. Должно быть, искал то самое место… Что ж, отрицать глупо, именно его я здесь и нашел. Осталось только лечь поудобнее… И я продолжал с блаженной улыбкой вертеться, сучить ногами, пытаясь устроиться в этой тесной и изгаженной душевой. Через некоторое время движения замедлились, улыбка с лица сползла. Я озадаченно уставился на стеклянную створку, всю в желтушных разводах, затем себе под ноги. Поддон своим видом стойко напоминал полы в общественном туалете.
Вылезши из кабинки, я снова увидел затопленный трейлер, разбросанные вещи, дергающуюся от завываний ветра шторку и сразу вспомнил все так живо, как в первый раз. Мне захотелось умереть. Лишь бы этого всего не видеть, не помнить. Стоп. Так я же могу стереть себе кратковременную память! Уже было обрадовавшись, я горько спохватился. Прошло достаточно много времени, да и эмоции были слишком сильны… Воспоминания уже успели эмоционально закрепиться. Потеряв память, я тут же попытаюсь вспомнить, что же произошло, почему я дезориентировался, что этому предшествовало. И ведь поднапрягшись, действительно вспомню. А заведомо запретить себе лезть в воспоминания нельзя, ведь сам по себе запрет представлял бы из себя причину, по которой он был установлен и потому, наткнувшись на него, я тут же выйду на то, что за ним стоит. С самим собой в такие игры, увы, не поиграешь. Остается только одно…
Я выжал все соки из прилежащего ядра, как пену выжимают из взмыленной губки. На миг показалось, что мои глаза разъехались в стороны. Предметы в салоне стали непропорционально большими и по краям моего обзора они будто запрыгали. Я увернулся от всколыхнувшейся занавески и влетел лицом в раковину. На затылок посыпалась посуда. Забарахтавшись, я растянулся на полу и почти вслепую, разгребая руками мутные лужи, пополз к матрацу. Зря я опасался, что он испортился. Он стал только лучше, интереснее. При нажатии на него в ямках появлялась переливающаяся красками цвета водица, а в воздух поднималась утолительная влажность. Мне чертовски нравилось ее вдыхать. Так просто и так волшебно дышать. Не было ничего прекраснее дыхательного акта! Альвеолы в легких раздувались свежестью и тут же нетерпеливо освобождались, выталкивая из себя обесценившийся газ, чтобы немедленно вобрать в себя порцию нового. Никогда еще мне не было так хорошо! Я полностью отдался этому процессу. Какое же это счастье – просто дышать… Неожиданно для себя я обрел смысл жизни.
