Суд над цезарями. Первая часть: Август, Тиберий - страница 11
Я знаю, что нельзя помешать поэтам и литераторам быть чувствительными к ласкам, поощрениям, наградам. Нельзя сделать их нечувствительными к приказам правителя. Следовательно, когда правитель энергично желает этого и располагает мощными средствами, он может поощрять, вдохновлять, истощать художника, или, скорее, мелкую монету художников. Но какой бы сильной ни была воля, есть что-то, что она никогда не сможет произвести: это оригинальное творчество поэтов, художников, как мы видим его при Перикле, в Афинах, и в эпоху Возрождения, в тех свободных республиках XV века. Даже этруски имели свое оригинальное развитие; они творцы. Римляне республики также были таковыми, гораздо больше, чем обычно думают: я показывал вам это, господа, в течение двух лет.
Эти эпохи истинной свободы являются эпохами истинного творчества. Именно тогда появляются типы, формы, которые будут подражать позже. Именно тогда проявляются идеи. Потом будут лишь риторические амплификации, более или менее точные воспроизведения, чтобы удовлетворить того или иного правителя; но именно к этим щедрым и чистым источникам нужно обращаться за вдохновением и образцами.
Времена рабства, когда один человек командует страной, могут быть яркими, блистательными, относительно плодотворными эпохами, которые навязываются человечеству, заставляют его вкушать и восхищаться; но они ярки лишь внешне, по форме, по дару подражания. Они не изобретают и не способны ничего создать. Может случайно появиться гений, который бросит луч, но это исключение.
Мы не можем слишком часто повторять, господа, великие эпохи для искусств и литературы являются и должны быть великими эпохами также для свободы.
II. – Август в своем доме
Я не могу не похвалить пример, поданный Августом, пример, который следовало бы предложить государям в предпочтение многим другим, когда я вижу, как он пытается вернуть гражданам простоту старых римских нравов, живя в скромном доме, довольствуясь необходимым, делая большие расходы на общественные памятники и малые – на частные нужды. В этой стороне жизни Августа, несомненно, есть настоящая мудрость, каковы бы ни были причины его поведения – будь то политический инстинкт, его вкусы или расчет. Лично я предпочитаю верить, что это было его сознательное решение, ведь мудрость, проистекающая из воли, более достойна уважения, чем инстинктивная осторожность. Таким образом, это был глава государства, который хотел вернуть управляемый им народ к определенной простоте, считая ее подходящей для поддержания духа послушания в римских нравах, а также для сохранения относительного величия римского народа, которое добавляло блеска его подчинению.
Светоний рассказывает нам о образе жизни Августа и дает некоторые подробности о его доме: он не выделялся ни размерами, ни украшениями; портики были небольшими, материалы – обычный альбанский камень; комнаты не были украшены мрамором или изысканными полами. Более сорока лет он занимал одну и ту же комнату, зимой и летом. Когда он хотел работать без свидетелей и не быть прерываемым, он удалялся в высокий павильон, который называл своей «Сиракузой», или же уезжал в пригород, к одному из своих вольноотпущенников. Когда он болел, он останавливался у Мецената. Он не любил просторные и роскошные жилища: он приказал снести дом, который его внучка Юлия построила с чрезмерной роскошью. Его собственный дом, хотя и небольшой, был украшен не статуями и картинами, а аллеями, рощами и диковинками, такими как кости гигантских чудовищ, найденные на Капри, и оружие древних героев.