Суд над цезарями. Первая часть: Август, Тиберий - страница 7

Был ли у Августа вкус к литературе? Да, он был, как и у всех римлян того времени. Среди его современников не было молодого римлянина, который бы не увлекался греческой литературой, не имел бы учителей, выбранных среди самых образованных людей покоренных народов, который бы не побывал в Афинах и Малой Азии, и, наконец, который бы не воспитывался с такой заботой, которую сегодня даже трудно представить.

Август не только серьезно любил литературу, но и занимался ею. Он писал стихи; он писал весьма вольные стихи. Это единственные, что до нас дошли. Их передал нам Марциал, и никто не осмелится их перевести. Он написал трагедию об Аяксе. Это было довольно посредственное произведение, судя по всему, поскольку однажды он стер его губкой. По этому поводу он сказал своим льстецам: «Аякс больше не существует, моя губка его убила». Он написал поэму о Сицилии, сочинял речи, писал письма, одни – оскорбительные, которые он адресовал Антонию до того, как стал его сообщником, другие – льстивые, которые он адресовал Цицерону до того, как позволил его убить.

Самое возвышенное в его произведениях – это его политические речи, которые, к сожалению, не сохранились, и это знаменитое завещание, которое является рассказом о всей его жизни и самых важных деяниях его правления. Только там можно судить о простоте и возвышенности его стиля. Когда находишься в определенных сферах и говоришь свысока, стиль естественно принимает отпечаток положения, в котором находишься.

Что касается искусств, он любил их, как и великие люди республики. Он сам не занимался ими, но, как и персонажи того времени, всеми способами добывал шедевры Греции. Он привлекал греческих художников и спровоцировал, если не школу, то по крайней мере уникальное производство произведений искусства.

Все эти поэты, которые пели вокруг него, неизбежно пели его хвалу. Гораций, бывший республиканец, старый товарищ Брута, не колеблясь присоединяет свой голос к голосам многих других льстецов и пишет стих, который обесчестит его в наших глазах, и в котором, чтобы заслужить прощение Августа за то, что сражался рядом с Брутом, он обвиняет себя в том, что бросил свой щит. Это была самая постыдная, но самая тонкая лесть. Вергилий, этот молодой землевладелец из окрестностей Мантуи, лишенный своих владений ветеранами Октавиана, выражает благодарность тому, кто вернул ему его имущество, после того как отнял его. Что сказать об Овидии, печальном любовнике Юлии? В общем, эти великие умы, которые могли бы поддерживать и распространять благородные идеи и возвышать народ, напоминая ему о его величии и прошлых подвигах, стали лишь угодливыми льстецами. Этот эпический поэм, в котором Вергилий рассказывает историю царского Рима, чтобы возвести род Августа к Энею и Венере, стал лишь вдохновением по приказу и лестью в адрес императора.

Однако в покровительстве литературе и искусству Август проявил себя мудро; то, что послужило его репутации и славе почти так же, как стихи, воспевающие его хвалу, – это выбор его друзей. Он не стал привлекать старых заговорщиков, подстрекателей гражданских войн или любовников Юлии, чтобы доверить им эту тонкую миссию – ласкать умы, привлекать, соблазнять, очаровывать их. Нет; он выбрал, например, Мецената, который остался образцом; ибо сегодня говорят «меценат», как говорят, со времен Мольера, «амфитрион». Это общий термин. Именно через Мецената поступали благодеяния к нуждающимся поэтам и вдохновение к благодарным поэтам. Август также выбрал для помощи себе человека, полного энергии, полезного как на войне, так и в мирное время, и чья деятельность ощущалась по всей империи, – Агриппу, своего зятя. Тот руководил общественными работами и осуществил множество значительных проектов как в Риме, так и в провинциях. Это был достойный человек, заслуживший всеобщее сожаление. Такие умелые выборы облагораживали рабство, навязанное умам.