– Если ты о земном зрителе, – улыбнулся Глеб, – сейчас время потери интереса к вашей станции, вообще к эксперименту. Но когда-нибудь придет пора противоположной крайности.
– Спасибо, утешил.
– Ты, Энди, всегда был сторонником невмешательства?
– Потратить столько лет своей жизни, дабы удостовериться в изначальности собственной правоты. Что может быть лучше, правда? Профессор и Ульрика, как ты уже понял, ничем подобным не могут похвастать.
– С чем ты вернешься на Землю? То есть чем займешься?
– О, у меня куча планов.
Глеб понял. Энди догадывается, что Снайпс и Ульрика не вернутся.
– Правда, я вряд ли узнаю кого на Земле, будет трудно разыскать знакомых, – развивал свою мысль Энди, – но в этом, согласись, Глеб, есть и свои преимущества. Особенно, если вспомнить, что я брал кое у кого взаймы. – И вдруг другим тоном: – Профессор и Ульрика хотели глубины, так? Они ее получили. Но разве для этого надо было выламываться из человеческого нашего?! Надо ли было выламывать этих несчастных аборигенов из им предстоящего, им положенного? Огребли глубины по полной, кто бы сомневался. Но тебе не кажется, что глубина у них получилась мутной? Я, кстати, и не против. Но вдруг так захотелось чистоты. – Он удивился сам. – Чистоты глубины? Ладно, это не для моего мозга. – После паузы: – Все, что зависело от меня, я им сделал. – Он вернулся к прежнему тону: – Спроектировать биосистему, подогнанную под их любимую омегу – пожалуйста. Сделать так, чтобы в будущем у них был стимул к труду и творчеству, но чтобы никакой тупой, беспросветный труд не подавлял творчества… Я старался. Так что есть надежда, что мы получим философствующую, поэтичную и в то же время технически продвинутую цивилизации. Между прочим, Ульрика в этом сомневается.
– А профессор?
– Для него это уже детали, пусть и довольно любопытные. Давай-ка еще. – Энди показал на свой пустой бокал.
Глеб разлил коньяк. Они салютовали друг другу бокалами, сделали по глотку и продолжили.
– Как знать, Глеб, может и нас в свое время скорректировал какой-нибудь инопланетный Снайпс?
– Вряд ли.
– Это потому, что мы получились не очень, да? Но наш «Снайпс» вполне вероятно мог быть вообще не антропоморфным, так что не удивительно.
– А что это у Снайпса здешнего за «последний шаг»?
– По-моему, это самогипноз.
– ДНК человека положила предел их фантазиям?
– И слава богу. Им и так удалось больше, чем положено человеку. А я, если честно, устал. И от того, что тебя каждый день призывают предвкушать новую эру (представь, можно устать от созидания мира Добра!), и от их бесконечной, бездарной скоблежки. (Почему мир грядущего счастья создается в унылых дрязгах?) Да! Оцени, профессор в порядке компромисса, дабы задобрить Ульрику, соизволил убрать у всех альфов генетическую предрасположенность к онкологии. – Энди начал хохотать. – Поставить крест на их будущей цивилизации и избавить от рака, до которого просто не будут доживать, если у них нет цивилизации.
Глеб заразился от него этим хохотом.
Уже на крыльце (Глеб вышел его проводить) Энди, глянув в окошко Марии, сказал:
– Я предлагал им скрестить твою соседку с современным человеком.
– Это пошло.
– Нет, я имел в виду пробирки и всё такое, ничего фривольного, – замахал руками Энди. – Конечно, пошло. Но когда тебе всё время долбят: истина, смысл. А я вот, знаешь, мне бы просто жизни. Понимаю, да – «просто жизни» это тоже химера, только, в отличие от их химер без всего этого пафоса трансценденции и трансцендентного. В ней скепсис, уже хорошо, не так ли? «Просто жизнь» не дотягивает, конечно, она ниже истины, смысла…
