И тут Михаил увидел стоящего за спиной медсестры военного человека.
– Пожалуйста, можете побеседовать с раненым, – отходя в сторонку, сказала ему медсестра, – но только недолго, так как он ещё очень слаб.
– Хорошо, я буду краток и задам лишь несколько протокольных вопросов. Вы говорите на английском? – спросил военный у Михаила.
– Да, немного, когда-то учил английский в гимназии. (Далее разговор между ними шёл на английском языке).
– Я заместитель начальника госпиталя, майор Ларсен. Мне нужно заполнить на Вас анкету. Так как Вас нашли нагим и без документов, то никаких сведений о Вас мы не имеем. Ваше имя?
– Михаил Луганский.
– Национальность?
– Я казак.
Майор с удивлением взглянул на Михаила.
– Я слышал, что казаки – это особый вид кавалерии в России. Значит Вы русский?
– Не совсем так, Мы живём в России, но мы казаки.
– Ваше воинское звание?
– Прапорщик.
– На сегодня достаточно, продолжим в следующий раз, поправляйтесь, – сказал майор и вышел из палаты.
– Будем стараться, – прошептал Михаил.
Тут к нему подошли санитары, переложили его на носилки и доставили в операционную, где Михаила ждали врачи, чтобы определить дальнейший курс его лечения. После тщательного осмотра, посовещавшись, они объявили Михаилу, что для его спасения, необходима ампутация ноги. Наступила мертвая тишина, которую нарушил громкий возглас Михаила:
– Нет (на английском), нет, я не позволю (на русском)!
Врачи переглянулись и затем долговязый хирург, скорее всего главный, обращаясь к молодому стажёру из России спросил:
– Ну что, мистер Савельев, возьмёшься спасти ногу соотечественнику? Шанс есть, и я могу позволить это сделать, но только при наличии твоего собственного желания. Приказы здесь не уместны.
– Казаки – народ выносливый, пожалуй, можно рискнуть. Я согласен, господин Ребит.
– Вашим консультантом я назначаю доктора Фельдмана. Медлить в такой ситуации нельзя, поэтому готовьте раненого к операции, и во второй половине дня её нужно провести, – распорядился Ребит.
Савельев, подойдя ближе к Луганскому, сказал:
– Я – Ваш соотечественник, хирург из России, хочу попытаться сберечь Вам ногу.
– А что, полной уверенности в положительном результате у Вас нет?
– Сейчас трудно сказать. Только после вскрытия раны станет ясно, какое решение следует принять. Я надеюсь, что оно будет обнадёживающим.
Хирурги пошли готовиться к операции, оставив Луганского наедине с самим собой. В голове Михаила хаотично замелькали разные мысли:
– Что же делать? Как себя повести? Как поступить, если всё – таки ампутация неизбежна? Нет, нет, такое даже в мыслях допустить нельзя. Ведь, если это произойдёт, то он уже не казак, а калека, объект всеобщего сочувствия и жалости. Смириться с таким положением он не сможет никогда. Лучше умереть, чем быть недееспособным. Но, чтобы не дать врачам ампутировать ногу, необходимо держать под контролем весь ход операции? Значит, придётся отказаться от наркоза?
Это как раз меньше всего пугало Михаила. К боли он был с детства терпим. Испытывать её приходилось довольно часто: то при падении с лошади, то в кулачных схватках одного края хутора с другим, то за детские проделки от жгучего кнута отца, то от ударов в секции бокса. Да мало ли пришлось пережить этих болей!… В то же время, Михаил понимал, что сейчас ситуация иная и нынешняя боль ни с чем не сравнима.
– Хватит ли у меня мужества перетерпеть её? Не ударю ли я в грязь лицом? Не опозорю ли казачий род? – метался в своих мыслях Михаил. – Нет, не должен, не имею права, иначе какой же я казак?
