Келси прочистила горло. У нее во рту вот уже несколько часов не было ни капли воды, и теперь в ее голосе прорезалось множество скрипов и хрипов.
– Привет? – окликнула она по-мортийски. Царапание прекратилось.
– Там кто-нибудь есть?
Царапание возобновилось, но теперь медленнее. Келси поняла, что сидящий за стеной делает это намеренно, чтобы дать понять, что он все слышал, просто не отвечал.
– Как давно вы здесь находитесь?
Царапанье продолжилось, и Келси вздохнула. Несомненно, некоторые из заключенных провели здесь многие годы, за которые успели утратить всякий интерес к тому, что происходит за стенами их камер. Но она не могла подавить собственное беспокойство. Тирлинг в безопасности, убеждала она себя, хотя бы на те три года, что она выторговала. Но что если она сгниет в этих подземельях? В голове метались смутные мысли о Уильяме Тире, образы его утопии, его Города, уже начинавшего гнить изнутри. Но все это произошло бы вне зависимости от того, заперли ее здесь, или нет. Прошлое в ее голове можно было увидеть, но изменить – нельзя.
«Почему нет?»
Келси подпрыгнула, но прежде чем она смогла вернуться к прерванным размышлениям, до ее ушей долетел отдаленный звук: стук нескольких пар каблуков, идущий из правой части коридора. Когда шаги приблизились, царапание за стеной стихло. Каблуки простучали по двум небольшим, невидимым отсюда лестничным пролетам в дальнем конце коридора. Келси почему-то была уверена, что идут за ней, поэтому поднялась на ноги, чтобы, когда свет факелов появится из-за угла, ее увидели гордо стоящей в центре камеры.
Их было двое. Одним оказался тюремщик Келси, с тем же бездумным весельем в глазах и факелом в руке, а второй была женщина, наряженная в красивое платье из голубого бархата. Высокая, крепкая, с острым взглядом, она даже двигалась как-то по-особенному, заставив Келси подумать, что ее тренировали, и, возможно, даже в сражении. Келси покопалась в памяти и вспомнила, что рассказал ей Булава давным-давно: фрейлины Красной Королевы должны уметь справляться со всем.
– Она грязная, – заявила женщина на ужасно исковерканном мортийском. – Ты не дал ей вымыться?
Тюремщик покачал головой, и Келси с удовлетворением заметила, что выглядел он слегка смущенным.
– Когда она ела в последний раз?
– По-моему, вчера.
– Ты, наверное, любишь свою профессию, да?
Тюремщик ответил ей туповатым взглядом, и в этот момент Келси поняла, что он просто притворяется. У ее тюремщика с головой явно было что-то не в порядке, и довольно серьезно, но дураком он не был.
– Отдай! – резко приказала женщина, выхватила факел и подняла его повыше. Взгляд ее сузившихся глаз остановился на лице Келси. – Эту женщину били.
Тюремщик пожал плечами, уставившись в землю.
– Она была непослушной.
– Она очень ценная пленница. И помощник тюремщика не смеет и пальцем к ней прикоснуться, если только ее жизни не угрожает опасность. Понял?
Тюремщик угрюмо кивнул, пряча вспыхнувшую в глазах злость.
Но Келси напугала не столько эта злость, сколько то, с какой скоростью ему удалось ее скрыть, словно ее и не было.
– Свяжи ей руки и приведи на третий этаж, – велела женщина.
Тюремщик отпер камеру, и Келси напряглась, заметив, что женщина скрылась за углом.
– Красоточка особенная, – бормотал тюремщик себе под нос. – Но не для них, а для меня. Красоточка – моя.
Келси скривилась от отвращения. Казалось, сейчас был самый подходящий момент, чтобы развеять его заблуждения, ведь едва ли он теперь решится ее бить, не рискуя навлечь на себя гнев дамы в голубом. Она заговорила по-мортийски, тщательно подбирая слова.
