Судьба за его плечом, или Драконов надо уважать! - страница 25



Вытащил оттуда средних размеров флакон. Печально вздохнул, разглядывая перламутровую жидкость, плещущуюся на донышке. И отпил с чайную ложечку. Вновь закрыл флакон плотной крышкой, и как самое дорогое, что у него есть, спрятал обратно в сейф.

Селинка прилетела в академию, чтобы застать ректора в полном, абсолютном недоумении, близящемся к ступору.

У него из кабинета! Из его личного кабинета! Который он охранял лучше, чем некоторые драконы свою сокровищницу!

Украли его любимый репейник!

Сама нелепость кражи доставляла столько непонимания в ситуацию, что ректор просто уже вообще не знал, что думать!

Зачем красть пусть и очень любимый цветок, да ещё с такими сложностями, если можно выйти за любую околицу и наломать там этих репейников хоть воз?! Зачем?!

Но тому, кто покусился на святое, а ректор любил этот цветок всей душой и сердцем, он даже с ним разговоры разговаривал! Так вот, тому, кто стянул любимый репейник ректора, круто не повезло.

Репейник был не обычным. Но вы ж и сами догадываетесь, где магическая академия, а, где обычный репейник!

Пока Селинка с ректором недоуменно оглядывались, в коридоре начали развивать бурные события, сопровождаемые звучным, очень, очень звучным голосовым сопровождением:

– Пусти меня, колючка вредная! Отпусти, кому сказал! Все корни повыдергаю!

Ректор и Селинка выскочили в коридор, и застыли на месте.

Репейник, в срочном порядке отрастивший себе раз в десять больше ветвей, чем обычно, и чем вообще положено репейнику.

Этими ветвями он нежно, но очень крепко прижимал к основному стволу тело. Какое, разглядеть из-за распушившихся цветков, было почти не возможно.

Тело рвалось, извивалось, но вырваться не могло. От репейника вырваться это…мда…

Оставшимися ветвями, с колючими шишечками, репейник цеплялся за всё, до чего мог дотянуться, и таким образом уже доподтягивался до кабинета своего самого любимого, самого обожаемого ректора на свете!

Я не я, вся эта не моя!

– Репинька! Плюнь каку! Ты ж только глянь, какой у него халат сто лет не стиранный! И руки не мыл, наверняка! – тающим от смеха голоса, выдавил из себя ректор.

Селинка ничего не могла из себя выжать, кроме хлюпающих звуков хохота.

Репейник, наконец-то, подтянулся совсем, совсем близко к ректору, нежно затрепетал в его сторону веточками, и каким-то бесконечно брезгливым движением, ректору с Селинкой даже плевок послышался, вытряхнул из своих во истину цепких объятий пленника.

Пленник, весьма и весьма помятый, не нельзя обескураженный, почти потерявший ориентир в пространстве, упал на мягкое… ну, у кого-то может и мягкое, а у него довольно плоское место.

Ректор и Селинка, прекратив смеяться, мрачно смотрели на лаборанта.

Да, да, на того самого, исполнительного, никогда слова поперек не говорящего, аккуратного, обычно аккуратного сотрудника.

Сейчас его вид внушал брезгливость пополам с жалостью. Хорошо так приправленные карикатурно истрепанным видом.

– Я не хотел! Он сам меня вынудил!

– Мда? – задумчиво прогудел ректор, – встал и пошел в мой кабинет! – рявкнул он, – быстро!

Нехороший взгляд ректора в дополнение к тону сделал своё дело моментально. Лаборант подскочил, и нервно оглядываясь на недовольно отряхивающийся цветочек, рванул вперед хозяина кабинета.

– Не так быстро, – ректор начал доставать свой ключ.

Не успел. Лаборант вперед него выхватил связку ключей, молниеносно вставил нужный в скважину, и влетел в кабинет.