– Шипи-шипи, гусиха, – мгновенно отозвалась Люба. – Смотри только, чтобы от шипения твои перья не повылезали!
– Кошкина!!! – снова прикрикнула на Любашу учительница, словно не замечая слов Гусевой.
Это Любу нисколько не удивило. Отец Анжелы был директором этой школы, и все учителя с первого класса старательно тянули девочку, завышая ей оценки.
Презрительно фыркнув, Люба открыла тетрадь и принялась записывать число.
– Она в новых «Мальвинах» пришла, хвасталась тут всем, – прошептала Любе Катя. И добавила с явно слышимой в голосе завистью: – Посмотришь на перемене. Ве-е-ещь…
Любаша не ответила подруге, но так сильно сжала ручку, что та хрустнула в её ладони. Девушка всем своим сердцем терпеть не могла отличницу-одноклассницу, которая всегда была надменной и чванливой. Ещё бы! Единственная дочь в семье, любимица папочки! Белокурый голубоглазый ангелочек с пухлыми губками. Все мальчишки сходили по ней с ума. Но Люба знала, какая чёрная душа у этого ангела и никогда не давала ей спуска, отказываясь подчиняться влиянию Анжелы. За это Гусева всегда ненавидела Любу и частенько показывала ей своё превосходство, откровенно смеясь над ней.
***
На перемене, когда все отправились в школьную столовую, Анжела намеренно обогнала Любу, толкнув её, и пошла впереди, виляя задом, чтобы продемонстрировать вышитый зелёными и красными нитками логотип модных джинсов.
– Смотри, занесёт на повороте! – не удержалась Люба.
– Льготникам слова не давали! – мгновенно отозвалась та.
Краска бросилась Любе в лицо. Анжела снова надавила на её самое больное место. С первого класса Люба и Катя питались по категории детей из малообеспеченных семей. Любу воспитывала бабушка, а Катю только мама, отец девочки умер, когда ей было всего пять лет. Государство брало на себя заботу о таких детях, и сначала они питались в школе совсем бесплатно, а потом, в старших классах платили за обед намного меньше, чем остальные школьники.
Анфиса и Наталья, бабушка и мама девочек радовались такой возможности, Катя тоже не считала это чем-то зазорным, а вот Люба принимала такое положение дел как унижение. Льгота по питанию как бы подчёркивала, что она, Люба не только малоимущая, но ещё и никому не нужная, лишняя для всех. Почему у всех есть семьи, есть любящие папа и мама, а у неё нет? Конечно, девочка искренне любила Анфису, но она была ей всего лишь бабушкой…
Взяв свои порции, Люба и Катя сели за свободный столик, тихонько обсуждая ночной эфир скандально известной ведущей модной радиостанции, когда Люба услышала громкий голос Анжелы:
– С ума сошёл, Валерик! Какая область? Я буду поступать в Москву! На журналиста! Я же вам не Кошкина, на полустанке пирожками торговать!
Люба встала.
– Да не трогай ты её! – дёрнула подругу за рукав Катя, но Любаша уже подошла к Гусевой и наклонилась к ней.
– Что ты сказала?
– Ой, а ты слышала? – усмехнулась Анжела.
– Ой, а ты облилась? – Люба, подняв над её головой полный стакан томатного сока, вылила его на обомлевшую девушку.
Густая, остро пахнувшая жидкость быстро потекла сначала по начёсанным белокурым волосам Анжелы, потом по светлой блузке и, наконец, стала оставлять коричневые полосы на новеньких джинсах девушки.
– А-а-а!!! – закричала Анжела, вскакивая и только теперь понимая, что произошло. – Что ты наделала, дура?!
Вокруг них стала собираться толпа, прибежали учителя, тут же принялись выяснять, что произошло. Но Люба видела перед собой только разгневанное лицо директора, вышедшего из своего кабинета на шум. Увидев, в каком состоянии находится дочь и, выслушав её, Гусев повернулся к Любаше:
