– А это тебе, по дороге поешь.
– Ладно, – кивнула Люба и, поправив на плечах свою ношу, зашагала по тропинке, ведущей к полустанку.
Здесь всё было как обычно. Торговки успели разложить свои товары к прибытию первого утреннего поезда, а вот Любаша немного припоздала и заняла крайнее место рядом с тётей Олей Коробкиной, торговавшей сушёными грибами, салом собственного посола и квашеной капустой.
– Я уж думала, тебя сегодня опять не будет, – проговорила тётя Оля. – Проспала небось? Долго спишь, девка. Не знаешь, что ли, такую пословицу, «долго спать – с долгом встать»?
– Не знаю, – зевнула Любаша. – Я бы ещё поспала, если б не бабушка.
– Как она там поживает, Анфиса-то? – спросила тётя Оля.
– Болеть стала часто, – вздохнула Любаша. – И спина, и руки. Растирания почти не помогают. Недавно Соня мазь хорошую прислала, вот с ней полегче.
– Да? – с интересом повернулась к ней словоохотливая соседка. – А как называется? У меня тоже каждый вечер все суставы выламывает… Может быть, и я себе такую куплю.
Люба пожала плечами:
– Я не помню, но, если хотите, запишу вам название на бумажке.
Как раз в это время подошла электричка и у Любы, из всего, что она принесла на продажу, осталась только бутылка молока.
Спрятав вырученные деньги в карман и застегнув его булавкой, Люба сказала тёте Оле:
– Хотите, я вам его дешевле продам, чтобы мне тут не стоять из-за одной бутылки? А вы уже поставите цену, какую хотите.
Но Ольга девушке не ответила. Она смотрела как из кустов на насыпь выбирается грязный, взлохмаченный человек. Рукав его помятого плаща был оторван и свисал с плеча, брюки и ботинки промокли насквозь, видимо, он всю ночь провёл под проливным дождём.
– Ой, батюшки! Да на нём же живого места нет! – ахнула Нина Григорьевна, старушка-торговка из Заречного.
Действительно, правый глаз мужчины сильно заплыл, на щеке запеклась кровь, а губы дрожали то ли от боли, то ли от холода.
– Ты откуда взялся, сердешный? – спросила его Григорьевна, когда он, пошатываясь, подошёл поближе.
Мужчина мотнул головой:
– Люди добрые… Помогите… С ночного поезда… Отстал. Все вещи там остались. Мне бы всего сотку, до города доехать. Помогите, а…
Женщины принялись качать головами и перешёптываться, но на просьбу незнакомца никак не отреагировали. Постояв немного, он отошёл в сторонку, подальше от всех, и сел прямо на насыпь, уткнув лицо в колени.
– Картёжники это орудуют, – негромко пояснила Любаше тётя Оля. – Проигрался работяга, видать, вот они его с поезда и скинули. Хорошо хоть жив остался. Пусть за это Бога благодарит. Что им только надо, дуракам таким? Дома жена, дети, заработал денежку, дуй домой по-тихому. Нет, он в поезде в карты играет. Вот теперь пусть посидит, подумает!
Ольга махнула рукой в сторону хлебнувшего горя бедолаги и снова взглянула на Любу:
– Давай своё молоко! Куплю у тебя, чего уж…
Но Люба, с жалостью смотревшая на несчастного мужчину, поднялась, взяла молоко и направилась к нему. А когда подошла, протянула ему бутылку и достала из кармана свёрток с пирожками, который бабушка приготовила специально для неё:
– Дядь! – тронула она его за плечо. – Вы же голодный. Вот возьмите, поешьте. Скоро придёт электричка, но вы успеете. Ещё десять минут есть точно.
Она отстегнула булавку и вытащила сторублёвую купюру:
– А это вам на дорогу. Больше дать не могу, извините. Но этого вам хватит.
– Спасибо, дочка, – мужчина с благодарностью принял всё, что она дала. И вдруг кивнул на внимательно следивших за ними женщин: – Добрая ты. Не то, что эти… Как говорится, народу много, людей мало. А ты – человек. И дай тебе Бог…
