– Где это? А ты сам откуда родом? Из каких мест?
– Эверморское королевство, небольшая ферма – Северная долина. Там я провёл детство, там и подписал контракт с Легионом, чтобы не идти в феодальное ополчение.
– К северу от города?
– Она самая, – улыбнулся Этьено. – Никогда не забуду её полей, как с отцом собирал урожай, а потом ночью смотрел на созвездие воина и мечтал стать отважным рыцарем Хай Рока.
– Я из тех же мест, из деревеньки, что неподалёку от неё, – улыбнулась Хельга, тень груза спала с её плеч. – Ты мне напомнил о доме, ох как бы я рада была бы на секунду вернуться туда. Посмотреть на леса, погулять по Эверморскому рынку. Интересно, в Якорном мысе до сих пор подают заварные пирожные и курятину под бретонским соусом?
– Не знаю, – чуть улыбнулся налоговик и лёгким движением стряхнул багровый прилипший снег с её спины. – Но мы можем проверить это, когда закончим с Л’Денекор. Думаю, магистр не слишком обидится, если ты задержишь отчёт?
– Прости, я тебе перебила. Что с твоим товарищем случилось? – взгляд сапфирово синих глаз сверлил Этьено.
– Ах, точно. Мы дослужились до легионеров первого класса, когда нас бросили на подавление мятежа возле Орсиниума. Мою центурию направили в область одной шахты, где базировался штаб мятежного вождя, дабы провести операцию умеренными силами и выбить его оттуда.
– Всего одна центурия… и как же вы брали? Так понимаю, – протянула она. – Что-то пошло не по плану?
– Всё по стандарту – обстрел из орудий, выкуривание и подготовка к штурму. Обстрел лучниками передового гарнизона и зачистка внешних укреплений, – спокойная речь стала судорожно-беспокойной. – Но вождь устроил засаду. Эта зеленокожая тварь разделила силы. Мы оказались в самом аду, кровавой бойне. Берсеркеры изрубили левый фланг центурии и рвались к катапультам. Декурион повёл декаду на перерез не менее двадцати оркам. Мы сошлись в жуткой рукопашной, они топорами рвали щиты и кольчуги, мы их тыкали по многу раз, но они не дохли, – парень с гневом ударил по снегу ногой. – Одурманенные сволочи, нажравшиеся грибов. Только поразив в голову или заставив истечь кровью, можно было бы упокоить суку.
– А Харальд?
– Он был рядом со мной, спина к спине. Мы угробили шестерых берсеркеров, прежде чем этот идиот рванул вперёд. К расчётам приближалась ещё одна волна зеленокожих, и он первый встал напротив громадного орка, – Этьено тяжко выдохнул. – У него не было шансов. Без щита, с одним мечом… когда мы подоспели – было уже поздно, два топора торчали у него из груди… кольчуга была изодрана, как тряпка.
– И чем всё кончилось? – осторожно спросила девушка.
– Я не знаю, как бы закончился этот бой, если бы не бретонские рыцари. Вовремя подоспевшие всадники Королевства изрубили засадную дружину, а затем приняли участие в штурме укреплений. Но тогда мне до этого уже всё равно было, – тяжко завершил Этьено. – Харальд умер… умер тот, с кем мы вместе и драили полы и получали пинка от квартирмейстера. Умер тот, с кем мы два года жили в одной палатке и пили за одним столом. Умер тот, с кем я вместе ходил в увольнение, тот, с кем я два года жил и считал братом, – парень набрал полную грудь воздуха, пытаясь себя успокоить, но тяжесть боли и скорби оказалась необычайно тяготили, проникали в рассудок ядовитой змеёй, сжимали сердце витиеватыми кольцами отчаяния.
«Прах… всё бренно. Он погиб, а чего же ты достиг? Он герой, спасший жизнь расчётам, а ты – трус, который стоял и смотрел, как его убивают», – пугающие мысли, словно нашёптываемые кем-то зловещим, постепенно бурлили в уме, дёргая за ниточки самобичевания, распаляя давно затухшее пламя, разгоняли энтропию вины, что разъедает душу, подобно ржавчине металл.
