В хате поселилась необъяснимая тревога.
Антон уже не один раз обошел урочище, и все безрезультатно; ему только удалось перед бором обнаружить следы Рыжего. В бору они пропадали. Пута, которым он его треножил, тоже не нашлось. День полностью вступил в свои права, надо было предпринимать другие действия. Антон понял, что одному ему с поисками не справиться; это злило и не давало сосредоточиться, а в голове возникали одно страшнее другого предположения, и сводилось все к одному: конь пропал. Антон схватил пиджак, накрыл им голову, лег на сосновые ветки и заплакал навзрыд. Слезы через некоторое время принесли облегчение; он сел, обхватил голову руками. Мысль возникла неожиданно: надо идти к отцу. Вскочив, схватил пиджак и уздечку и побежал к опушке леса.
Отца он увидел издалека; присев на траву, стал его ожидать. Тихон заметил сидящего Антона и понял – пришла беда. Он не рассердился на сына, молча выслушал его сбивчивый рассказ, не стал выговаривать или обвинять. Перед ним рисовались картины, куда мог деваться конь. Когда Антон начал рассказывать повторно о своих поисках, прервал:
– Идем, сын, покажешь следы Рыжего.
Вдвоем они расширили место поиска, в бору снова нашли следы коня; они то пропадали, то снова находились на неприметной тропинке. За это время только раз произнес Антон: «Похоже, коня кто-то вел». Такого же мнения придерживался и Тихон, но ему не хотелось в это верить, он искал другую причину и задавал себе вопросы, почему конь спокойно шел по лесу, не отыскивая сочной травы или не сворачивая в сторону двора. Слова сына разрушали эту зыбкую надежду найти коня.
Солнце уже давно перевалило через полдень, а Тихон с сыном продолжали поиски; они то теряли, то вновь обнаруживали какие-то следы. Утомленные, присели под соснами передохнуть, как вдруг услышали шаги. Сразу вскочили; по тропинке, что вилась вдоль дороги, шел человек с ружьем. Тихон сразу узнал лесника Кузьму Шмыгу и обрадованно пошел навстречу.
Лесник, неожиданно увидев односельчан, на какой-то момент стушевался, а выслушав Тихона, стал успокаивать – мол, идите домой, конь сам дорогу ко двору знает, может, он уже и дома. Но Тихон все же продолжал спрашивать про следы.
– Да, я обход леса делал, видел свежие следы недалеко отсюда, за Кущевой балкой, они вели в направлении Новой Рудни. Только, сдается мне, дома уже ваш конь.
На том и закончился их разговор.
Кинулись несколько обрадованные следопыты в сторону, указанную лесником, и уже в сумерках, уставшие и голодные, оказались у родственницы, тетки Нади, в Новой Рудне. Еда не прибавила Тихону сил, а вселила еще большее беспокойство после разговора с ее мужем. Иван, полный, но подвижный мужчина чуть постарше Тихона, слыл человеком рассудительным и знатоком окрестных лесов. Он, наклонившись к Тихону, стал негромко рассказывать о леснике Кузьме, человеке ненадежном, связанном с цыганами, что верить ему нельзя: он говорит одно, а на уме у него совсем другое. Ходят слухи, что он покрывает цыган, а те облюбовали заброшенное место, где раньше смолу и деготь добывали, оградили его сплошным забором высотой, может, в сажень, а что там, за забором, – мало кто знает. Точно одно: лесник там бывает. Вот туда, говорят, и сводят краденых лошадей, а потом переправляют в наш райцентр Бережное или в соседний – Берестовое, где по выходным дням базар устраивается, там и лошадей купить можно.
