Судьбы. Реальные истории - страница 10

«Моего отца забрали, когда мне было одиннадцать лет. Он работал директором на заводе. Ему дали десять лет без права переписки. Только потом мы узнали, что это означает. Мама его очень любила и ждала.

А я стала дочерью врага народа6.

Термин-то какой жуткий. Вы только вдумайтесь: враг народа…

Началась война. Я жила в Ленинграде. Есть было нечего. Мы ходили и побирались. Именно тогда я замерзла и ко мне почти навсегда приклеился цистит. Это ужасно, я прямо всегда бежала домой. В теплой одежде и в валенках. Ужасно, потому что иногда не добегала.

После развенчания культа личности Сталина нам пришла телеграмма о том, что моего отца расстреляли в 1937 году.

Я долго не решалась показать телеграмму маме. А когда показала, она замкнулась в себе. Замолчала. Больше не смеялась. Потихоньку угасала и, наконец, умерла. Я до сих пор виню себя в ее смерти».

Она всегда переживала и старалась помочь ученикам. Когда моя одноклассница, крашеная и курящая оторва Уля, перестала ходить в школу, она попросила нас о помощи.

«Уля – хорошая девочка. Просто в этом возрасте так легко оступиться, – продолжала учительница. – Позвоните ей, поговорите. Узнайте, как ее дела. Она потом снова придет. Просто сейчас не может». «Она одна с матерью живет и младшей сестрой. А мать пьет. И есть у них нечего. Вот Любовь (учительница) и таскает ей сумки с продуктами после уроков, – раздался шепот с последней парты. – Это еще ничего, что она (Уля) так выглядит. И курит. И с парнями гуляет. На ее месте неизвестно, что бы ты делала».

Однажды я долго болела, недели две. Ничего особенного, но сидела дома. Раздался звонок:

«Если вы не против, я приду сегодня после уроков. Мы геометрию Лобачевского проходим. А то вы уже две недели болеете, отстанете», – раздался голос в трубке.

Она очень часто организовывала экскурсии и заботилась о нас:

«Мы завтра поедем на экскурсию, будет минус пять. Вы одевайтесь теплее. И лучок-чесночок обязательно кушайте».

И ей всегда было очень неловко, когда ей что-то дарили:

«Ну, что вы, что вы! Это совсем не обязательно было дарить. Так дорого», – причитала учительница восьмого марта.

Она всегда старалась помочь:

– Что это? – спросила учительница, указывая на шоколадки.

– Это призы на викторину. Мы должны были ее на празднике провести. Но на нас не хватило времени. И теперь одноклассники требуют от меня свои деньги назад, – тихо произнесла девочка.

– Я куплю. Я все куплю, – старческие руки спешно расстегивали потертый кошелек.

Она часто просила других учителей пойти отстающим ученикам навстречу:

«У Виталия только одна двойка в четверти. Я подойду к Павлу Ивановичу и попрошу разрешить пересдать. Может, реферат какой-нибудь подготовите».

Я навестила ее, когда она уже не работала. Часто плохо себя чувствовала, редко выходила из дома. Она рассказывала о своей жизни. Меня удивили ее слова:

«Вы знаете, вот, все хорошо. Но в моей жизни совсем не было любви, – голос учительницы дрожал, – Муж есть, но у него очень сложный характер. Он в последние годы не работает. Изобретает какой-то вечный двигатель. К нему приходят странные, незнакомые люди. Иногда я боюсь.

Вот, любви совсем не было…»

Девушка очень смущалась и мяла в руках белую кофточку.

– Как тебя зовут? – заведующая детского сада начала собеседование.

– Тоня. Антонина, – исправилась девушка.

– Сколько лет?

– Шестнадцать.

«Скромна и юна, – подумала про себя Тамара Сергеевна. – Вот такую бы невесту моему сыну. А то нашел себе какую-то курву, обжимает ее по углам».