Только позже до Диониса дошло, когда их пути разошлись, что Пенфей всё это говорил ему о нём самом, пытаясь заставить именно его начать думать своей, а не его головой, пока тот его использовал. А Дионис наивно думал что, из-за отсутствия своей жилплощади, использует его.
И судя по тому, как одна из менад ускользнула от них, пока Дионис был в туалетной комнате, с его шапкой, он, покупая на следующий день точно такую же норковую формовку, убедился в том, что Пенфей говорил ему на счёт этих вертихвосток чистейшую правду. Так что когда мать запела ему о Сиринге, как о более безопасном сексе, он невольно заставил себя к ней прислушаться. Внимая её гимну.
Чуть позже Дионис встретил менаду, укравшую у него шапку, прямо посреди улицы.
– Ты забыл у меня шапку! – растерялась та от неожиданности, не зная что сказать.
– Я сделал это специально, – усмехнулся над ней Дионис. – Чтобы ты поняла, что я потерял от тебя голову. Потом заберу. Вместе с твоим сердцем.
– Когда? – опешила Миньяда.
– Когда ты будешь к этому уже вполне готова, – улыбнулся он. Прекрасно понимая из разговора с Пенфеем, что шапку та уже давно продала и просто пытается хоть как-то замять назревающий конфликт.
– Так ты зайдёшь? – приняла она его слова всерьёз.
– Чтобы ты меня там полностью раздела? – оторопел Дионис, опасаясь и за другие свои вещи.
– И повалила на кровать! – усмехнулась Миньяда, поняв, что он на неё не злится. – Пошли.
В эпицентр новогоднего торжества метели из брызг шампанского подруга Аякса Главка познакомила Пенфея со своей сестрёнкой Люсей. Миловидной хрупкой девушкой. В которую тот, устав от сожительства с истеричной Пандорой, постоянно только и обвинявшей его во лжи, требуя от Пенфея скорейшего выполнения его многочисленных обещаний, начал по-юношески влюбляться.
Куражились всей компанией, ездили на ёлки, палки и скакалки. Ледяные сказки, салазки и прочие зимние вылазки. И в первые же дни между Люсей и Дионисом установилось что-то вроде дружеского взаимопонимания. Которому воспалённая слизистая ревность Пенфея подсовывала самые грязные сексуальные контексты.
Но через несколько дней секрет Пенфея раскрылся, как мидия на раскалённой жаровне допроса. Хотя, он сам протупил.
Дионис кинул на круглый стол обсуждения, что не знает, куда ему деть купленный им «по пьяной лавочке» в Японии новый «ГАО-50», который тогда вовсю рассекал на рекламных роликах по голубым экранам телевизоров. Поддавшись на уговоры Вали, с которым он и зашёл по пьяни в торговую лавку, купить себе такой же: «Нью-вэйв! Смотри и учись, сынок!»
И Ликург тут же предложил обменять его на видеодвойку. Дионис поехал заценить товар, но обнаружив у Ады дома ветхую модель телевизора c подсаженным кинескопом и какой-то видюшник с изношенными головками, пожалел о том, что зря издержался на частного извозчика и кинул в шутку, что, мол, знает, из какого музея берутся подобные экспонаты. Фраза полежала в шутке, понежилась, и выскочила изо рта чтобы обмякнуть на ушах у Ликурга. На что тот лишь по-свойски доверчиво улыбнулся.
Дионис имел ввиду свалку, но Ликург понял его правильно.
На следующий день Пенфей грубо высказал Дионису, что утром Ликург притащил его фразу на стрелку и публично предъявил ему на глазах у всей команды за преднамеренную утечку информации из его бездонной бочки словарно-матерного запаса. И настоятельно рекомендовал заделать течь. Пританцовывая от возбуждения. Потому что ни он, ни другие члены его команды кидал не знают, сколько её там вылилось и насколько это может оказаться серьезным чтобы нанести прямой вред их работе. Иначе им придётся выкинуть из команды и его и его «ржавую бочку».
