Я завез Максима домой и поехал к себе, солнце начинало озарять горизонт, надо переодеться и подготовится к траурной церемонии.
***
Я шел к церкви. Легкий мороз кусал щеки, солнце светило так ярко, что отражаясь от снега, слепило и сверху, и снизу, казалось, что весь воздух заполнен солнечным светом. Под ногами, в воде, хрустел новомодный реагент, пришедший на смену старой доброй песко-соляной смеси и казавшийся такой панацеей ото льда и грязи, которая образовывалась песком, после того как соль растопит снег со льдом.
Реагент, конечно, грязи делал поменьше, но после него дорога становилась мокрой, что со временем, приводило к ее новому обледенению. Дорожные службы не выполняли всех необходимых процедур по очистке дорог от снега и льда. Ведь этот реагент необходимо было сметать с дороги вместе с образовавшейся снежной кашей, в которую он превращает лед, еще до того как все это превратиться в воду, чтобы снова замерзнуть. Так же и с песком. Насыпали, снег и лед начали таять, сметайте это все и дорога всегда будет сухой и чистой. Сухой асфальт не покроется коркой льда.
Я вошел в церковь. Отпевание уже началось.
Гроб с телом Кости был закрыт. Что от него осталось после встречи с грузовиком. Бедные родители, они даже не увидели своего ребенка в последний раз. Хотя, видеть то, что осталось от твоего ребенка. На сколько нужна эта трагедия для сердца матери, итак потерявшей смысл своей жизни.
На Костиной маме не было лица, всю траурную церемонию она ревела стоя на коленях рядом с гробом.
Отец Кости держался стойко. Увидев меня, он подошел, положил руку мне на плечо и сказал «Спасибо, что пришел. Ты последний, кто видел его живым». В этих словах я услышал всю ту боль, что он испытывал, но не проронил ни одной слезы. Он был сильный человек. Костя рассказывал, что отец прошел Афганскую войну, был несколько раз ранен, но покинул Афганистан только когда наша армия уходила оттуда.
Проводить Костю в последний путь мы отправились на двух автобусах, родственников у него было много. Дяди, тети, двоюродные и троюродные братья с сестрами, племянники. А вот родных братьев и сестер не было. Костя был один у родителей. И я понимал все то горе, что испытывали его родители, провожая единственного сына в последний путь.
Когда могилу закопали, все присутствующие бросили по горсти земли, отдавая последнюю дань памяти, погребенному, Костин отец удержал меня за рукав, чтобы я не пошел вместе со всеми в автобус.
– Ты был его единственным другом. Надеюсь, ты станешь частым гостем в нашем доме.
– Обязательно.
Мы стояли вдвоем с ним у кургана свежей земли, покрытым траурными венками, над которыми возвышался деревянный крест, указывающий, кто под ним покоится.
В этот момент я увидел единственную, первую за все время, слезу на щеке Костиного отца. Эта слеза являла собой всю ту боль, которую он испытывал, но не показывал внешнему миру. Ни кто не видел и не чувствовал его боли, той которая уже три дня жила в нем и останется с ним навсегда.
Он бросил горсть земли на могилу сына, сказал «Спи с миром» и мы пошли к автобусу.
***
Домой я вернулся уже когда было темно, как рано все-таки темнеет на зимнем времени. Свет включил только в коридоре. Быстро помыл руки, переоделся и завалился на диван. Мыслей в голове, не было ни каких, и ни каких сил делать что-либо. Все силы и эмоции были оставлены там, на траурных поминках по моему погибшему другу.
