Инесса Павловна смахивала слезы, слушая историю Веры.
– Невероятно! – улыбалась она. – Так ты – Верочка! Вот отчего он повторял это имя тогда, лежа на снегу. Что же ты показала ему?
Вера вытащила из-за пазухи брошь и протянула Инессе Павловне.
– Он подарил ее мне при первой встрече. Я думала, отнимут при обыске; распустила волосы и заколола на затылке. Но просто не заметили, совершенно случайно, потому что отбирали все и у всех. Если бы не она, Ларионов бы не пострадал.
Инессе Павловне история Веры и Ларионова казалась невероятным доказательством доброты и милосердия провиде́ния.
– Ирочка! – говорила она радостно. – Как же это хорошо! Нет, ты должна, решительно должна увидеться с ним и поговорить. Не могу привыкнуть называть тебя Верой!
– Что же, – улыбнулась Вера, – я и сама уже отвыкла от своего имени. Вера осталась в той жизни.
– Нет, нет! – Инесса Павловна взяла ее за руку. – Вера возвратилась! Боже, должно быть, Ларионов несказанно счастлив… и растерян. Он столько пережил за эти дни! Все же, Вера, Ларионов – твой друг. Он мне симпатичен. В нем есть человечность и храбрость, что я нечасто встречала в людях. И ты любишь его…
– Что вы?! – Вера соскочила с места, краснея. – Все давно в прошлом. Нас теперь ничего не связывает.
Инесса Павловна нахмурила брови, но глаза ее улыбались.
– Вера, ты боишься предательства, – сказала она ласково. – Мне кажется, тебе надо все обдумать. Ларионов без конца доказывал тебе свою честность. Что ты хочешь, чтобы он сделал, чтобы ты поверила в него? Неужели того, что случилось при пожаре, недостаточно?! И Анисью он попытался спасти…
Вера задумалась. То, что Ларионов сделал ради нее при пожаре, было больше, чем мог бы сделать любой из известных Вере людей. И он не уехал в Москву. Но Инесса Павловна была права, в ней жила боль предательства. Она не могла преодолеть ее. Именно эта боль отталкивала ее от майора.
Да и кем она могла быть здесь для него? Любовницей? Она вспоминала, как заключенные называли такие отношения. «Подженились», – говорили они про постоянные пары на зоне. Она содрогалась, представляя, как будет шептаться за ее спиной администрация лагеря; как будут ухмыляться сытые и пошлые лица энкавэдэшников, приезжавших к Ларионову; как будут они спрашивать его о том, где его прежняя сожительница. Это слово было так же отвратительно, как слово «проститутка» – даже хуже! Сожительница – это женщина, с которой мужчина спит, делит часть быта, но на которой не собирается жениться. Проституция – это род деятельности, за который женщина получает деньги; она не ждет ни верности, ни любви, ни предложения от мужчин, которые делят с ней постель. Боль в сочетании со стыдом просто ломали в Вере все устремления к Ларионову.
– Нет! – вырвалось у Веры, и она закрыла лицо руками. – Нет, нет, я не смогу, никогда не смогу!
Инесса Павловна понимала, о чем думала Вера.
– Вера, – сказала она тихо. – Это непростая ситуация, я понимаю. Но помни одно: если это и вправду любовь, вся шелуха отпадет.
Инесса Павловна была огорчена тем, что чувства Веры и Ларионова никак не находили разрешения в сложившейся действительности. Она знала, что Вера несла тяжкий груз прошлого и страдала. Но ей казалось теперь, что Ларионов страдал еще больше. Что вообще мог чувствовать этот поверженный человек, узнав, что перед ним все это время была никакая не Ирина Александрова, а его первая любовь – Вера? Это перед ней он жил с любовницей, ее он домогался, от нее получил отпор. Как вообще у нее хватило мужества молчать все эти месяцы и сносить быт подле него? Была ли в его душе теперь надежда, после того как с ним случилось несчастье? Инесса Павловна понимала, что Ларионов мог измениться физически. Никто ведь еще не видел его после пожара. Понимала ли это Вера? Понимала ли она, в каком он мог быть отчаянии, узнав всю правду о том, кем она была на самом деле?
