Началось это в девятом классе. Её довольно часто преследовали сны о том, как она отдаётся умелому и нежному любовнику, а проснувшись, она ещё несколько часов физически, буквально каждой клеточкой своей кожи, ощущала на себе тяжесть его крепкого мускулистого тела. И ещё более волнующее присутствие мужчины в себе – влажное и упругое, ноющими и жаркими волнами бередящее низ живота.
Всё разрешилось, когда Света с родителями и их друзьями встречала Новый год на загородной базе отдыха. Там, в многочисленной пёстрой компании, она познакомилась с каким-то родственником отцовского одноклассника, не молодым, но успешно молодящимся представителем сильного пола. И тот, словно прочитав в её глазах кипящие желания, почуял явный свой шанс, а после в общем-то формальных ухаживаний с его стороны она ему отдалась, совершенно не думая о чувствах, о последствиях, – просто из потребности погасить бушующий пожар плоти, доставляющий ей массу хлопот.
– И, кстати, – закончив рассказ, добавила Света, – в первый раз это оказалось совершенно другим, чем в моих дурацких фантазиях…
Ну а потом, в разное время, похожие события повторялись и не единожды. Но про них Света умолчала…
Сашку кольнула эта история. Весь день у него перед глазами маячил тот тип из поведанной ему новогодней ночи – тот, кто был первым мужчиной у Светы. У его Светы, как сам он считал, пребывая в добровольном неведении. Он представлял его бородатым, лысеющим толстячком, в костюме с потёртыми блестящими локтями и обязательно в полусапожках на высоком каблуке, чтобы скрыть свой унизительно небольшой рост. На плечах и лацканах пиджака соблазнителя мстительное Сашкино воображение щедро рассыпало отвратительную перхоть. Но как ни уродовал Сашка этого героя-любовника, всё равно на душе скребли какие-то неведомые доселе кошки. Да и сомнительным выглядело то, что Света, при всех возможных допусках на «неуправляемость вожделения», польстилась бы на такого субъекта.
Вечером Сашка возвращался домой, меланхолично шурша усыпавшими дорожку жёлтыми листьями клёнов и тополей, щедро наводнивших район частного сектора, в котором он жил. И, вдыхая полной грудью крепкий настой прелой листвы, смешанный с костровым дымком, он в сотый раз прокручивал в голове подробности её первого «грехопадения». Насыщенные пеленой осенние сумерки тонировали окружающую реальность, бросая сплошную тень на дома и на людей, размывая контуры и скрадывая детали. Поэтому Сашка не сразу приметил возле двух тополей, росших у его дома, светящуюся матово-белым пятном статную девичью фигуру в длинном плаще. Это была поджидавшая его Света. Увидев Сашку, она быстро пошла ему навстречу, подойдя вплотную, обняла и принялась целовать в губы, глаза, щёки, лоб, а потом, прижавшись к Сашке и касаясь горячими губами его уха, торопливо зашептала приготовленные для него слова:
– Сашенька, ты прости, я глупая, мне не надо было говорить… рассказывать тебе ни о чём… Но я не хочу от тебя скрывать… ничего-ничего… я должна сказать… ты лучше их всех, нет, прости меня, прости… ты один-единственный… их не было никого… мне, кроме тебя, никто не нужен, знай это Сашенька!
Выпалив всё это, Света оттолкнула его и бросилась в темноту. А Сашка, сначала замешкавшись, побежал следом, догнал её, остановил, и они потом ещё долго, почти всю ночь, стояли у Светиного дома, не решаясь расстаться, согревая друг дружку в объятиях, сросшиеся, словно сиамские близнецы, заспиртованные в осенней субстанции жжёной листвы и крепчающего ночного заморозка.
