– Но постой… Ты ведь сдержалась, значит, не всё потеряно!
– Ты не представляешь, чего мне стоило остановиться! И, знаешь, меня удержало отнюдь не сознание того, что я поступлю как Тёмная. Я, скорее, испугалась, что меня накажут… и что я могу потерять тебя.
– Ты и меня пугаешь, и я очень надеюсь, что это просто очередная блажь, которая скоро покинет твою прекрасную головку. Может, тебе стоит отдохнуть – съездить куда-нибудь, переключиться, развеяться?
Я подошла и, присев возле кресла, положила голову ей на колени.
– Я хочу, чтобы ты знала: что бы ни случилось, я всегда буду с тобой. Я не буду тебя осуждать. Это твоя жизнь, и ты вправе прожить её так, как считаешь нужным. Я люблю тебя такой, какая ты есть, и, я уверена, ты не будешь принимать скоропалительных решений.
– Спасибо, родная, – Ами перебирала пряди моих волос, рассеянно глядя в пустоту, – спасибо. Я ещё ни в чём не уверена – всё так зыбко, так расплывчато… А ещё, думаю, скоро я смогу открыть тебе тайну моего нового романа.
– Хм… Почему мне кажется, что это кто-то Тёмный?
– Потому, что он Тёмный.
– Ах, вот как! Ну, знаешь, это многое объясняет.
– Я не поэтому темнею. Эта тьма всегда была во мне. Ты же знаешь, мне и раньше было нелегко сдерживаться, и очень часто я балансировала на грани. Ты помнишь Амстердам?
– Такое не забывается…
Говорить было больше не о чём, всё уже было сказано. Что ж, Амели и правда никогда не была светлейшей. Она и раньше совершала ошибки, и получала предупреждения. Она была совсем не похожа на мою Еву.
Мы с Амели были примерно одного возраста, но на момент нашего знакомства эта чаровница могла дать мне сто очков вперед в плане «суккубистости» – её воспитывал настоящий инкуб, и она была прекрасно подготовлена. То, чему мне приходилось учиться методом проб и ошибок, уповая лишь на свою интуицию и везение, ей показали и рассказали. И практиковалась она не на обожаемом Учителе, раз за разом обмирая от ужаса и изо всех сил стараясь сдерживаться, а на обычных смертных, имея, к тому же, серьёзную поддержку за спиной. Она не любила себя контролировать и была очень порывиста в период нашей с ней юности. Славно мы с ней тогда покуролесили – можно сказать, что она была для меня чем-то вроде преподавателя факультатива – она показывала мне всё, что знала сама, ничего не утаивая. Но ей казалось смешным моё бережное отношение к смертным, а уж увлекаться ими всерьёз она вообще считала несусветной глупостью.
– Есть они, и есть мы, – частенько говорила она, – мы их слегка надпиваем, берём необходимое, а что они получают взамен? Неземное блаженство. Я думаю, их энергия, которая всё равно восстановится через пару-тройку дней – вполне разумная цена за такое наслаждение.
Но она не всегда восстанавливалась через несколько дней. Я помню юношу, который навсегда «заболел» Амели – тогда она ещё не умела как следует подчищать память, и он грезил ею до конца своей жизни – буквально, молился на неё и умер с её именем на устах.
Как бы я хотела, чтобы всё, что она мне сказала, оказалось очередной блажью её сознания! Но, увы, мне было совсем не трудно поверить в то, что она сменит сторону силы – наверное, потому, что, зная её характер, я подсознательно давно ожидала этого.
– Родная, мне будет больно, но я не оставлю тебя, даже если ты будешь… стоять по ту сторону.
– Спасибо… Прости. Я, правда, этого не хотела.
