В исторической перспективе под любым срезом событий всегда можно отыскать процент населения, кто чем-то где-то по какой-то причине остался недоволен. Данный период в этом смысле был не лучше других. Очень скоро появились люди, категорически с таким положением не согласные. По всей видимости, именно то время следует считать началом расширения Зеленых Зон и началом цепной реакции. С расширением Зеленых Зон, или, как их тогда называли, Парков, конечно, никто не торопился, тем более, что расширять их вроде как было некуда, о переселении теперь говорили даже искусственные острова; однако тогда же произошла вещь странная, сама по себе удивительная и непонятная: какая-то часть некоторых самым тщательным образом охраняемых территорий по до сих пор не до конца ясным причинам оказалась не такой необитаемой, как считалось. Судя по всему, обслуживающий персонал увидел свою выгоду в тайном противостоянии миров. Сообщалось также об участившихся попытках нелегального проникновения на закрытые объекты зеленой программы при помощи средств воздухоплавания. Зеленые Зоны теперь составляли около восьми процентов от всей географии планеты, и их по-прежнему охраняли. Ввиду масштабов проекта, поиск нелегалов не всегда представлялся возможным. Мир за забором был поглощен решением новых проблем. Старожилы биостанций, вооруженные научным знанием, теперь на свое усмотрение руководили кланами, как потерпевшими крушение общинами на незнакомой планете: со своими правилами, своими законами и своими результатами. Этот эксперимент имел продолжение.
Как бы то ни было, данных о специальном внедрении антропных поселений в пределы закрытых Зеленых Зон не сохранилось. Сохранились лишь ссылки на программу еще одного эксперимента. Согласно ему всякий, прошедший жесткую предписанную всем проверку на некий комплекс психических и физических соответствий и удовлетворяющий неким характеристикам, получал приглашение оставаться в Зоне в продолжение любого времени.
Тут очень хотелось бы закончить так, говорил сосед: «Селекция началась». Ни черта она тогда не началась, это было слишком не вовремя, чтобы выжить. Территория Зеленых Зон к тому времени составляла уже больше пятнадцати процентов, и остальная география обратила на них пристальное внимание. Начались трения. Вот вопрос: если собрать вместе оплоты добродетели и ума, дать им все необходимое и перестать им мешать, то как много времени нужно, чтобы они вышли из-под контроля?
Это тоже был эксперимент, и любой результат признавался корректным. Изначально в целях гарантированного сохранения генофонда живого предполагалось отвести под заповедники до сорока процентов территории планеты. По всему, реакция началась, когда площадь зеленых зон достигла половины от проектируемой.
Можно предположить, что антагонизм между урбанистическим сознанием и теми, кто всю жизнь проводил в заповедниках, был заложен сразу. Слишком разными были установки, слишком разными были миры и слишком разными были категории ценностей, их населявшие. Представители одного мира и другого словно происходили из разных временных слоев. Теперь их можно было различить даже внешне.
Все заповедники осуществляли на практике один сценарий неприметного сосуществования. На протяжении длительного времени они проводили эту политику так вкрадчиво, что идее сохранения генофонда на каком-то промежутке событий аплодировали даже на уровне правительств. Однако вскоре, после принятия исторической «Хартии Свобод» прежний ажиотаж бесследно исчез, заповедники стали привлекать совсем другое внимание и отражать совсем другое понимание реальности.
