Система культурных традиций – как привычка умываться. Она работает, даже когда о ней не думают. Но когда из той же системы делают инструмент, вздрагивает история миров.
Сказывалась ли в том общая для всех цивилизаций тенденция к аномальной индивидуации? Сосед уверенно говорил: «Да». Как показали дальнейшие события, изменить информацию в генах оказалось проще, чем считалось. Как только мать-природа сказала свое слово, всем оставалось только ждать. По-видимому, им просто повезло: в нужное время оказались в нужном месте. Если бы не то, что случилось дальше, если бы не мировой кризис именно в клиническом смысле как переходный этап заболевания, вполне может быть, все бы было иначе. И еще одна попытка заглянуть за горизонт доступного так и осталась бы попыткой, случайным отражением сумерок на сонной поверхности воды. Мы, экспериментальные философы, говорил сосед, именно в силу этого отводим уникальному стечению редких обстоятельств такое особое место.
Тем временем самые нетерпеливые уже поспешили провозгласить наступление эры «человека долгоживущего». Говорили о «новой расе», «человеке гордом» и прочем в том же духе, в смысле, склонном переоценивать собственные достижения и, тем самым, созревшем уйти. Еще позднее, когда живых гоменов по-прежнему мало кто видел, все вдруг стали говорить об их неслышном присутствии. Отношение к ним достаточно сильно изменилось. Складывалось впечатление, что зеленые безмолвные Объекты были свободными не столько от пагубного производства, сколько от остального человечества. В завершение всего как раз способность интрагому не быть обычным средним человеком с его всегда очень средним пониманием уместного, на уровне инстинкта закрепленная чуждость его средним удовольствиям стала раздражать сильнее всего. Любой случай аномально крепкого здоровья, случай удачных генов, нестандартного мышления, умозаключений, не совпадающих с мнением идеологий, просто характерных черт, отличных от большинства, в отдельных ареалах географии уже способны были вызвать последствия.
И их вызывали. Со всем комплексом последствий. Большинство защищалось. Тлевшее от события к событию раздражение остального мира становилось новой идеологией. Это было в истории и раньше, и не один раз, однако теперь в темной ветви культуры видели опасность все. Общественность жила ожиданием принятия самых жестких мер.
Когда случилось нашествие дней Длинных Железных Столов, это выглядело как вступление к тому, чего подспудно ждали давно, как иллюстрация к концу света: биологический вид, безраздельно господствовавший на планете, непомерно превысил свои полномочия, нарушил все мыслимые законы природы, которые только нарушить мог, засиделся и теперь подошло время уйти. Так это было воспринято. В конце концов, всё когда-то кончается. Удар явился не столько непредсказуемым, сколько исключительно жестоким по последствиям. Случаи, когда полезной микрофлоре кишечника человека удавалось преодолеть кишечный барьер, происходили и раньше, и не так уж редко, но лишь теперь целенаправленный выход микрофлоры за пределы гематоэнцефалического барьера непосредственно в мозг, сопровождавшийся непоправимыми разрушениями, приобрел характер пандемии.
Средний уровень иммунодефицита просто не позволял нежизнеспособному в таких условиях, убогому от самой природы техногенной цивилизации организму противостоять давлению, даже если то минимально превышало привычное. Все произошло настолько быстро, что тревожные предупреждения всемирных институтов здравоохранения оказались бесполезными. Словно некий механизм, подчиняясь одному ему известной механике, вдруг повсеместно пошел с нарезки, так что сгоряча стали искать мутанта-бактерию с функцией детонатора на стороне. Может, он и был, тот загадочный детонатор, но по степени отрезвления еще более пугающим выглядел неожиданный исход, когда всё вдруг завершилось, как и началось, без предисловия. Чтобы оставить озадаченных специалистов один на один с данными статистического анализа в недоумении, чего следует ждать еще и когда.
