- Над тобой…надругались? – Последнее слово она почти прошептала.
Я махнула рукой:
- Нет. Я люблю Алекса.
- Но, дитя, как ты можешь не стыдиться этого? Ты же не получила благословление в храме? У тебя со своим Алексом была не любовь, а блуд.
Фантазия у меня всегда не богатой. Мама говорила - это потому, что я не люблю читать. И сейчас разумом понимая, что нужно соврать, придумать какую-нибудь душещипательную историю о моем совращении опытным соседом или ещё кем-нибудь, я просто не могла сложить в голове слова для правдоподобной лжи.
Поэтому, снова махнула рукой, с мыслью – помирать, так с музыкой, рассказала всю правду.
- А как выходить замуж, если я не знаю, подходит ли мне молодой человек? Но я не бросалась на шею первому встречному. Мой парень почти год за мной ухаживал, потом мы месяц встречались, и решили съехаться. Жили вместе около месяца. Вдруг он заявил, что мы друг другу не подходим. Вот я его и бросила. Но потом, конечно, он пришел, долго извинялся. Говорил, что хотел проверить мою реакцию. Алекс даже предложение мне сделал. Только я сказала, что мне нужно подумать…
Лэла слушала меня с раскрытым ртом. Настоятельница разглаживала морщины на своем лбу и потом с трудом выговорила.
- Два месяца жизни во грехе! Алексу, совратившему тебя и тебе, не устоявшей перед искушением, бесконечно гореть в гиене огненной.
Я глубоко и печально выдохнула.
А настоятельница встала, чтоб достать с нижней полки шкафа кувшин. Его она поставила передо мной.
- Опусти в него обе ладони.
Кувшин мне казался пустым, но опустив в него одну ладонь, я почувствовала, что в нем находится желеобразная прохладная жижа. Но она не была отвратительной и даже не ничем не пахла. И я смело погрузила в нее и вторую ладонь.
Настоятельница велела руки вытащить и, придвинув кувшин к себе, стала в него смотреть. Что она хотела в нем увидеть?
- Ты не солгала. Уже два месяца, как ты потеряла чистоту. Но срамных болезней у тебя нет, и семя мужское в тебе не проросло.
Хотелось воскликнуть, что диагностика здесь шикарная, но я промолчала и скромно отошла в сторону, уступая место Лэле.
После макания рук Лэлы, настоятельница сообщила, что опозорена она месяц назад, и ждёт в скором времени искупления, так как ей предстоит в родовых муках искупить свой грех. И то, что Лэла не была ничем больна, было поводом для искренней радости самой девчонки.
У меня уже настойчиво кололо в висках, и от голода подступала тошнота. Но меня и Лэлу, которая ждала ребенка, проводили на скотный двор, где нудно было убрать навоз.
Я столько навоза не видела даже в деревне у бабушки, куда меня в детстве возил гостить папа. Но четырнадцатилетняя Лэла лихо взялась наводить чистоту в первом коровнике. И я пыталась ей подражать, хотя даже нормально держать в руках огромную лопату у меня не получалось.
Я подняла глаза к потолку в безмолвной молитве: " За что, Господи, за что? Только помоги мне выбраться из этого безумия, и я стану самой набожной и доброй ..." Пришлось прервать молитву, потому что лопата выскользнула из моих рук.
Я подняла ее с грязного пола и начала работать, повторяя тихим речитативом:
- Хоть бы кома, хоть бы кома. Кома или дурдом! Хоть бы кома, хоть бы кома. Кома или дурдом!
3. 3. Восемь месяцев в Обители.
3. Восемь месяцев в Обители.
- Лиса! - Я уже давно перестала исправлять обитателей монастыря, и отзывалась на свое измененное имя. Даже немного радовалась, что ударение все ставили на первый слог. Так мое имя было просто усеченным, а не напоминало остромордую лисицу.
