Поначалу, когда его только поместили в Уинсон-Грин, тюремное начальство боялось, что он может свести счеты с жизнью. Из-за психической нестабильности Фреда признали «потенциально склонным к суициду» и поместили под особый надзор: охранник каждые пятнадцать минут проверял его камеру. Также в камере регулярно проводились обыски – нельзя было допустить, чтобы Фред спрятал какой-нибудь предмет, с помощью которого мог бы убить себя. Он и сам поддерживал в охране это убеждение, когда кричал: «Да-да, я это сделаю, вот увидите!»
Однако через несколько недель он вроде бы успокоился. К нему вернулось хорошее настроение, он стал перекидываться шуточками с охранниками, и режим ему ослабили.
В полдень 1 января Фред вернулся в свою камеру, неся поднос с праздничным обедом. Он знал, что после того как дверь за ним захлопнется, никто не заглянет к нему еще примерно час. Фред прислушался к шагам охранника в коридоре, потом отставил поднос в сторону и снял с койки простыню.
Он разорвал ее на полосы и сплел их в косу, так что получилась крепкая веревка. Потом залез на стул и привязал один конец веревки к решетке вентиляционного отверстия над дверью камеры. Сделал на другом конце петлю и сунул в нее голову. А потом ногой опрокинул стул.
Его шея не сломалась, и умер он не сразу. Фред медленно и мучительно погибал от удушья, испытывая сильнейшую боль.
Пятьдесят пять минут спустя тюремный надзиратель вернулся, чтобы забрать поднос, но не смог открыть дверь камеры: ему мешало мертвое тело, висящее внутри. Он позвал другого офицера на подмогу, и вдвоем они смогли распахнуть дверь. Они вытащили Фреда из петли и положили на постель. Он был еще теплый; охранники изо всех сил пытались его оживить с помощью искусственного дыхания и массажа сердца. Из лазарета прибежал врач, но было слишком поздно: ему оставалось только констатировать смерть.
Узнав о смерти мужа, Роуз не поколебалась в своей ненависти к нему. Она не пролила по Фреду ни единой слезинки. Однако начальство женской тюрьмы приняло решение перевести ее на особый режим, чтобы она не последовала примеру супруга. Ее переселили в специальную камеру, перед дверью которой круглосуточно дежурила охрана. В ее адрес поступали угрозы, поэтому наблюдение было не лишним в любом случае. Пищу для нее готовили индивидуально и доставляли в запечатанных контейнерах из опасения, что кто-нибудь из заключенных подсыплет ей толченого стекла или измельченных бритвенных лезвий.
Тем временем адвокат Роуз, Лео Готли, работал над отменой судебного преследования в ее адрес после смерти Фреда. Он заявлял, что дело против нее всегда было шатким, улики отсутствовали, а освещение в прессе делало справедливый судебный процесс невозможным. Он также напоминал, что Фред на допросах всегда подчеркивал невиновность жены. Для рассмотрения вопроса было решено провести досудебное слушание. Обвинение с недавнего времени вменяло ей также убийство малолетней падчерицы, Шармейн; в общей сложности Роуз Уэст обвинялась в десяти убийствах.
На слушание съехалось более сотни журналистов; зал суда не мог вместить их всех, и часть представителей прессы посадили в соседнем зале, куда транслировалось заседание. Роуз сидела на скамье подсудимых одна, в своих обычных огромных очках и в белой блузке с рукавами фонариком. Ей зачитали обвинение, и она в очередной раз заявила о своей невиновности. Роуз и ее адвокаты настаивали, что она ничего не знала о жертвах, о том, как они были убиты и где были спрятаны их тела. Защита требовала снятия обвинений на основании предвзятого освещения в прессе, необоснованной отсрочки рассмотрения дела в суде и недостаточности доказательств.
