– Хоть рекламу парного аромата делай, – задумчиво сказала она.
– Чё делай? – Аркадий посмотрел на неё.
Она кивнула на небо. Синее облако растянулось на фоне бледно-розового заката, и это редкое цветовое сочетание пленило взгляд и окрылило фантазию Миланы. Заметив, что её образность остаётся непонятной, она поленилась распыляться на объяснения.
– Синий, розовый, короче, не важно, – улыбнулась она, погружённая в свои наблюдения. – Я после такой вкусной еды немного тупею.
– Кстати, о еде, – Антоний отвлёкся от своего iPhone. – Не корми её арбузами.
– Это почему? – поинтересовался Аркадий.
– Tony, shut up! – возмутилась Милана, раскусив намерения брата.
Резкое улучшение отношений с Антонием привело к тому, что многие детские воспоминания предстали перед Миланой в совершенно новом свете. Яркие картинки словно вышли из тени, очистившись от следов былой вражды, и теперь то и дело всплывали в разговорах, веселя и немного смущая обоих.
– Ну что, сестрёнка, в тебе ещё не растут арбузы? – участливо спросил Антоний.
Милана покраснела и спрятала лицо в ладонях. Поблизости вновь раздался громкий хлопок. Их разговор периодически прерывали беспорядочные аплодисменты: тихо гасить комаров у охраны не получалось.
– Ты бы тоже испугался, – невнятно пробормотала Милана, не обращая внимания на эти отвлекающие звуки.
– Какие арбузы? – не понял Аркадий, наблюдая за ней.
– Миланка в детстве, когда заглатывала арбузные семечки, боялась, что в ней вырастут арбузные деревья, – невозмутимо сообщил Антоний.
Аркадий расхохотался.
– Oh fuck you, – буркнула Милана.
– Oh love you, – улыбнулся он.
Антоний, довольный собой, оставил их выяснять отношения, отвлекшись на какой-то важный звонок из Гонконга.
– Обожаю, когда он говорит по-китайски, – сказала Милана, прислушиваясь к громким интонационным контрастам в речи брата.
Голос Антония рубил воздух неизвестными словами, смысл которых, казалось, был понятен и знаком. Аркадий посмотрел на неё с самым серьёзным видом, на который только был способен в кайфовой вечерней обстановке.
– Что? – спросила Милана, глядя ему в глаза в поисках ответа.
– Лучше учи испанский, хорошо? – попросил он.
Она рассмеялась и кивнула:
– J’adore!2
– Меня? – он посмотрел ей в глаза.
Один из охранников громко хлопнул у неё за спиной. Милана, забыв о комарах, вздрогнула от неожиданности.
– Испанский, – улыбнулась она, пытаясь сохранить невозмутимость.
– Ну-ну. Que guapa!3
Аркадий сердито почесался. Милана рассмеялась.
– Вкусный мой, – сказала она, легко поцеловав его в губы.
J’adore и тебя, и Антония, и этот вечер, и этих комаров, и это восхитительное ощущение семейного уюта, и это взаимопонимание, и это лето… Всё j’adore!
Чем дольше длится это «сейчас», тем лучше для нас обоих
Сон, сплетённый из непонятных образов и приятных ощущений, был прерван цепочкой сладких слов:
– Я тебя люблю, спасибо, что ты есть. Ты самый-самый лучший, Аркадий…
Горячий шёпот, тёплое давление её тела, медленный массаж спины. Когда Милана вдохновляется на ранние подъёмы и подобные проявления чувств, надо просто кайфовать. Пусть минуты превратятся в часы: чем дольше длится это «сейчас», тем лучше для нас обоих… Она учит меня серьёзней и вдумчивей относиться к жизни, я учу её получать удовольствие от момента – всё взаимно!
– Люби-и-мый, просыпайся, я приготовила за-автрак!
Прикосновения стали более требовательными – Аркадий улыбнулся.
