– Пещер?
– В старину Зибенхох назывался Зибенхолен, что означает «семь пещер». Вероятно, он надеялся найти сухое местечко и там переждать. Только с приходом темноты, уразумев, что эта гроза – особенная, он понял: туда им ни за что не дойти, лучше подняться на одну отметку, отклонившись к востоку. Видишь – здесь и здесь? Это небольшие низины, их наверняка затопило, так что единственный путь наверх пролегал вот тут. Тут, на поляне, мы их и нашли. Они поставили палатку под выступом скалы, впритык к горе, чтобы ветром не унесло. – Он умолк, а я тем временем подсчитал, сколько километров им пришлось блуждать под дождем. – Курт знал свое дело. Был осмотрительным.
– Когда же вы их нашли?
– На следующий день, – сухо ответил Вернер.
– На следующий день? – переспросил я, бледнея.
Невероятно, чтобы четверо мужчин, тренированных, обладавших сноровкой, рожденных в горах, потратили столько времени, чтобы преодолеть расстояние между двумя точками, которые на карте казались расположенными совсем рядом.
Я так подумал, потому что был обычным горожанином с убогой фантазией.
Если бы только я приложил усилие и представил вживе ливень, грязь, молнии, весь ад, о котором Вернер пытался мне поведать, я бы не изумился до такой степени. К тому же я был крепок задним умом, а это стольких довело до могилы. Я знал, что Курт и его друзья находились в данной точке только потому, что так сказал Вернер, но в ночь с 28 на 29 апреля команда спасателей не имела об этом ни малейшего понятия.
– Скверная была ночь. Длинная-длинная. Повторяю: я все время твердил себе, что лучше нам вернуться.
– Но вы не вернулись.
– Нет.
Я ждал, пока Вернер заново нащупает нить рассказа.
– Фонари не очень-то нам помогали, но хотя бы позволяли убедиться, что никто не провалился в какую-нибудь расщелину. Достаточно было пересчитать светящиеся белые точки. Где-то около трех ночи прямо на Гюнтера обрушился огромный камень, пробив ему каску. Гюнтер отшвырнул его подальше, выругался и продолжил поиски как ни в чем не бывало. Сознавая, что это совершенно бесполезно, мы кричали до хрипоты. Около пяти утра позволили себе устроить привал, на полчаса, не больше.
Он снова указал маршрут на карте.
– Мы сделали неправильный выбор. Взяли верное направление, на северо-запад, но подумали, что Курт решил идти выше границ леса.
– Почему?
– Там было меньше вероятности, что их накроет оползень. Разумеется, Курт не стал бы спускаться в ущелье, где застрял бы между грязью и разлившимся потоком: это было бы самоубийством.
– Курт направился на северо-запад…
– Да, но на меньшей высоте, нежели мы. К тому же он повернул на восток, а мы шли прямо. Но в этом грохоте, в темноте, когда камни летали повсюду, будто шрапнель, мы могли пройти мимо бедных ребят, даже того не заметив. Печально, но это так.
– Когда вы решили повернуть на восток?
– Мы ничего не решали, мы заблудились.
Я вытаращил глаза.
– Заблудились? Вы?
– Мы выбились из сил. В семь часов утра было темно, будто в полночь. И мы повернули не налево, а направо. И обнаружили, что дошли до дна каньона, когда Макса чуть не унесло течением. Только благодаря тому, что у Гюнтера такая быстрая реакция, он остался в живых. Тут мы осознали, что нам ни за что не найти Эви, Курта и Маркуса и что надо выбираться отсюда, иначе мы все так и сгинем в этой яме.
Вернер показал длинную кривую, по которой спасательная команда выбиралась из каньона.
