На вид Редвинтеру можно было дать лет сорок. На обеих щеках залегли глубокие продольные морщины, но лицо, обрамленное короткой черной бородкой, было правильным и даже приятным. И в бороде, и в волосах сверкали серебряные нити седины. Он был худощав и невысок ростом, однако жилист и, вне всякого сомнения, не обделен силой.
– Добрый день, господин Шардлейк, – произнес он негромким мелодичным голосом и протянул руку. В речи его слышалась особенная лондонская картавость. – Фулк Редвинтер к вашим услугам. Я ожидал вас еще вчера.
Улыбка, обнажавшая мелкие белые зубы, по-прежнему играла на его губах, однако взгляд голубых пронзительных глаз был холоден как лед. Рука, которую я сжал в своей, оказалась чистой и холеной, ногти были аккуратно подстрижены. Вне всякого сомнения, новый мой знакомый ничуть не походил на обычного тюремщика.
– Вас утомил подъем по лестнице? – участливо осведомился он. – Я вижу, вы запыхались.
– Мы с помощником всю ночь провели в седле, мастер Редвинтер, – ответил я довольно холодным тоном, желая с самого начала утвердить свое главенство.
Опустив руку в карман, я нащупал печать архиепископа.
– Я должен показать вам вот это, – сказал я, протягивая печать Редвинтеру.
Несколько минут он пристально ее разглядывал, потом вернул мне.
– Все в порядке, – заявил он и вновь растянул губы в улыбке.
– Полагаю, цель моего приезда вам известна. Вы получили письмо милорда архиепископа? То, в котором он сообщает, что я послан сюда, дабы заботиться о благоденствии сэра Эдварда Бродерика?
– Да, – кивнул Редвинтер. – Хотя, откровенно говоря, в этом нет никакой необходимости. Вне всякого сомнения, архиепископ – великий человек, наделенный несравненными добродетелями. Но порой он бывает склонен к безосновательным тревогам.
– Надеюсь, сэр Эдвард пребывает в добром здравии?
– Не совсем, – склонив голову, проронил Редвинтер. – Дело в том, что после ареста королевские дознаватели обращались с ним… не слишком учтиво. Это было еще до того, как архиепископ принял решение доставить узника в Лондон. Видите ли, наружу вышли некоторые обстоятельства, – добавил он, многозначительно вскинув бровь. – Обстоятельства весьма секретного свойства.
Вне всякого сомнения, Редвинтер знал, что я, так же как и он сам, не осведомлен об этих секретных обстоятельствах; наверняка архиепископ упомянул об этом в своем письме.
– Насколько я понял, до вашего приезда в Йорк узника пытали?
– Да, – кивнул тюремщик. – Именно поэтому сейчас он чувствует себя не лучшим образом. Но тут уж ничего нельзя сделать. Что касается условий, в которых он содержится ныне, то любой заключенный может только мечтать о таких. Вскоре Бродерику предстоит путешествие в Лондон, и, думаю, там его здоровью будет нанесен весьма серьезный урон. Король намеревается подвергнуть его допросу с пристрастием, а в Лондоне есть люди, которые изрядно поднаторели в подобных делах.
До сих пор я гнал от себя прочь мысль о том, какая участь ожидает моего будущего подопечного по прибытии в Лондон, и слова тюремщика заставили меня содрогнуться.
– Не желаете ли пива, сэр? – любезно вопросил Редвинтер.
– Нет, благодарю вас. Прежде всего я хочу повидаться с сэром Эдвардом.
– Разумеется, вы увидите его безотлагательно, – с готовностью заявил тюремщик. – Сейчас достану ключи.
С этими словами он направился к громоздкому сундуку и открыл его. Я тем временем бросил взгляд на бумаги, лежавшие на столе. По большей части то были различные приказы и записки, написанные мелким круглым почерком. Что касается книги, которую до моего прихода читал тюремщик, ею оказалась «Покорность христианина» Тиндейла, сочинение, излюбленное реформаторами. Стол стоял рядом с одним из узких окон, откуда открывался превосходный вид на город. Подойдя к окну, я увидел множество остроконечных шпилей и огромную церковь без крыши, вне всякого сомнения, принадлежавшую уничтоженному монастырю. Вдали расстилались болота, за которыми блестело озеро. Посмотрев вниз, я увидел ров, который на этой стороне замка был гораздо шире. Берега его густо поросли тростником. Около рва сновало множество людей с большими корзинами.
