С этими словами Редвинтер направился к двери и распахнул ее. Я последовал за ним, бросив на арестанта прощальный взгляд. Устремленные на меня глаза Бродерика полыхали гневом и презрением.
– Вы ведь законник? – спросил он.
– Да.
– Роберт Эск тоже был законником, – с горькой усмешкой проронил Бродерик. – Когда вы снова увидите то, что от него осталось, вспомните об этом. Подобный удел нередко выпадает на долю ваших собратьев по сословию.
– Все это не более чем слова, сэр Эдвард, – пробурчал Редвинтер и, выпустив меня из камеры, запер дверь.
Вслед за ним я спустился по винтовой лестнице.
Оказавшись в своей комнате, тюремщик обратил ко мне вопросительный взгляд. С лица его исчезла привычная улыбка, так противоречившая ледяному взгляду.
– Я хотел, чтобы вы убедились, насколько он опасен. На первый взгляд он кажется беспомощным, но это заблуждение.
– Если он опасен, зачем намеренно возбуждать его гнев?
– Вы должны были увидеть его во всей красе. Но так или иначе, я выполню ваше распоряжение и приглашу к нему лекаря.
– Сделайте милость. Какие бы преступления он ни совершил, мы обязаны поддерживать его в добром здравии. Кстати, вам следует называть его сэр Эдвард – пока еще король не лишил его звания.
– Вы полагаете, этот мятежник заслуживает учтивого обращения? Знали бы вы, на что он способен.
– Думаю, узник, прикованный цепями к стене, способен лишь оскорблять своих тюремщиков.
Редвинтер поджал губы так, что рот его превратился в узкую полосу. Сделав шаг вперед, он вплотную приблизился ко мне и уставился так пристально, словно хотел пробуравить меня глазами.
– Насколько я понимаю, Бродерик возбудил в вас сочувствие, – процедил тюремщик. – Боюсь, вы слишком мягкосердечны. Когда речь идет о столь опасном преступнике, снисходительность неуместна.
Я хранил молчание, ибо возражать означало покривить душой. Редвинтер был прав – всякий раз при виде человека, закованного в цепи, меня охватывало сочувствие, которое не могла победить даже мысль о совершенных узником злодеяниях.
– Вижу, мои догадки справедливы, сэр, – с улыбкой изрек Редвинтер. – Возьму на себя смелость поделиться с вами еще одним предположением. Я понимаю, в чем причина подобного мягкосердечия. Понимаю, почему вы с таким снисхождением относитесь к изгоям, отвергнутым обществом. Возможно, дело тут в вашем телесном изъяне.
Столь откровенное оскорбление заставило меня сурово поджать губы, однако в глубине души я не мог не признать правоты Редвинтера.
– Я несу ответственность за арестанта, – продолжал тюремщик. – Я знаю, в этом городе достаточно людей, готовых на самые отчаянные поступки ради его освобождения. Поэтому к каждому, кто имеет допуск к Бродерику, я обязан относиться с подозрением. Даже к вам, сэр.
– Пригласите к заключенному лекаря, – бросил я, взглянув в холодные глаза тюремщика. – Завтра я зайду посмотреть, как он себя чувствует.
Несколько мгновений Редвинтер молча сверлил меня взглядом, потом слегка склонил голову.
– В какое время вы посетите нас, сэр?
– Когда мне будет угодно, – отрезал я, резко повернулся и, не прощаясь, вышел прочь.
Во дворе Барак, сидя на скамье, развлекался тем, что наблюдал за входящими и выходящими из здания суда стряпчими. Холодный осенний ветер срывал с деревьев сухие листья и носил их по двору.
– Что это вы такой взъерошенный? – не слишком учтиво осведомился Барак, бросив на меня любопытный взгляд.
