– А в чём там суть?
– Я сам понять пытаюсь. Меня в суфизме поразила парадоксальность истины, почти как в даосизме. Сознание не может её вместить и потому страдает вместе с душой. Постижение абсолюта возможно только в высшем откровении. Познавший становится мудрецом и безумцем одновременно. Как я понял, суфии считают истину непостижимой, точнее, невыразимой. Это важное признание и честное. Ведь христианство – религия откровения, а не тайны. Здесь всё наоборот. Христос сходит на землю, а не ждёт, когда кто-то из людей воспарит до небес. А в суфизме на истину только намекают, создают в пустыне ума словесные миражи, поэтические образы, притчи.
– Поясни, неясно как-то.
– У них представления об истине воплощаются только в текстах, а не в иконах и мандалах, как у христиан или буддистов, и даже не в музыке. Суфии создают поразительные образы, но осмыслять их должен читатель. Обычно, с помощью учителя, иначе нельзя, – Нот сбоку внимательно глянул на Сва.
– А суфийской музыки разве нет?
– Есть, но она примитивна, как рычаг. Тебя поддели ритмом, зацепили повторами, и ты летишь… Увы, нечего дать тебе послушать. Но, поверь, никакого сравнения с суфийскими поэтами. Там – тончайший восторг, даже в переводах чувствуется.
– Дашь почитать?
– Как раз сейчас у меня ничего не осталось, прости. Кое-что было, но приятелю отдал, а он, как обычно, возвращать не спешит. Как бы не заиграл.
– Жаль, – огорчился Сва, – Я бы сходу прочёл и вернул.
– Сходу не получится, это надолго. Но, постой… Есть идея! Могу познакомить тебя с одной парой, у них целая библиотека суфиев. Мы тут недавно познакомились, случайно, на концерте арабской музыки. Они оба задвинуты на суфийской мистике, на поэзии. К тому же, по их словам, вошли в систему, когда она только возникала. Если так, это настоящие олды, из первых в Москве. Правда, на хиппов мало похожи. Скажем, рок-музыка и Запад в целом им сугубо пополам, это уже не банально. Ну, и по прикиду, по хайру тоже отличаются. Если хочешь, сходим к ним в гости, познакомишься, а дальше, будем надеяться, и до их книжек дело дойдёт.
Сва хмыкнул и блеснул глазами – вопрос был явно лишний. Нот, в свою очередь, усмехнулся и, продолжая говорить, начал рыться в растрёпанной телефонной книжке:
– Если честно, я их почти не знаю, на квартирниках у них не бывал, только один раз заходил, чаю попить. Люди они немного скрытные, но крайне интересные, особенно Лилиан. То ли домушников, то ли гэбухи боятся. Понять можно, насобирали бездну всего – целый домашний музей. Да, ещё… Судя по их прогонам, для особо избранных они какие-то суфийские ритуалы устраивают, хотя это смешно до предела, – он остановился, глянул на Сва, поиграл в воздухе монеткой и вошёл в телефонную будку. – Меня лично волнует лишь одно: что суфии взяли от христианства и зачем? Хочется с помощью этих олдов тему поймать, как музыканты говорят.
Через пару минут он с довольным видом сообщил:
– Нас ждут послезавтра вечером. Я тебе позвоню, договоримся. А пока возьми вот это, дома послушаешь, – Нот протянул Сва увесистый пакет с магнитофонными кассетами. – Тут классика рока. Лучшие вещи лучших групп, копии с дисков. Не спеши, приобщайся. Постепенно вернёшь, и я другим послушать дам.
Через два дня они вышли на «Динамо», прошли через парк, и Сва поразился совпадению: эти московские суфии жили совсем близко от уже знакомого дома. Всю оставшуюся дорогу он думал о Лави, отвечал невпопад и время от времени тягостно всматривался в потухающее небо.
