– У меня одно условие, – услышал деловой голос Марины Григорьевны.
– Какое же?
– Ваш внук и близко больше не подойдет к моей девочке. Пусть только посмеет ее снова обидеть.
– Обещаю. Денис сегодня же вернется в Москву.
Услышав это, тихо вышел. Значит, нужно собираться. Дед шутить не любил. Я вышел во двор, закурил, пока бабуля вне поля зрения. Уже сегодня о произошедшем узнает отец, и с ним тоже нужно будет объясняться. Я обязан быть надежным, предусмотрительным и думать о репутации. Иначе вместо директорского кресла, так и останусь офис-менеджером, не выше. Эдика вперед меня поставят: у него темперамент спокойней. Я брата любил, но с детства понимал, кем буду. Я старший. Он младший. Расклады мы оба знали. Разок трахнулся, и такой головняк. Бля, съездил к деду на недельку перед нормальным отпуском.
Глубоко затянувшись, заметил за высоким ажурным забором странное мельтешение. Неспешно подошел ближе и безошибочно узнал стройную фигуру. Ах, мамаша, значит, не одна явилась! Расчетливая шлюшка тоже здесь!
– Дэн! – заметив, бросилась ко мне Ева. Впечаталась в темные прутья, глаза бегали, губы искусаны. – Что происходит?
– А чего ты здесь? – презрительно осмотрел ее. – Твоя поддержка матери нужна: пустить слезу, всхлипывать и надрывно рассказывать, как я тебя насиловал. Тогда больше выручить удалось бы.
– Что? – Ева растерянно округлила глаза, и такой честной, испуганной, совсем юной девочкой казалась. Бесит. Актриса погорелого театра!
– Ты свою девственность для меня берегла? – не выдержал и схватил ее за руку, притянул к себе, рыча в бледное лицо. – Или для любого, кто готов за нее заплатить? Так аукцион бы устроила. Хотя… Ты не стоишь двухсот тысяч. Дырка и дырка.
– О чем ты? – Ева попыталась выдернуть руку. – За что?
Я коротко и зло рассмеялся. Ну прямо святая простота! Невинная овечка! Один ее вид чего стоил! Без косметики, в простой майке и джинсах – она действительно выглядела, как школьница. Пухлые губы влажные, в покрасневших глазах страх и слезы, руки дрожат и такое искреннее возмущение в голосе – оскар за лучшую женскую роль определенно заслужила Ева Дубравина!
– Ты – дешевка. – Я оттолкнул ее от себя. – Пошла отсюда.
Ева ошарашенно хлопала глазами, только рот беззвучно открывала и закрывала.
– Ева! – мамаша вышла, бросила на меня полный презрения взгляд, схватила дочь за руку и утащила в машину.
– Что ты здесь делаешь? – услышал, как строго спросила, затем дверь салона захлопнулась, и они уехали.
Я достал еще одну сигарету. Прикурил. От злости разрывало. Чтобы эта семейка провалилась!
– Здорова! – рядом остановилась машина. – Паша Савельев приехал. Мы собирались рвануть на озеро, на катере покататься. – Едем?
– Да хуй там! – бросил в сердцах. – Я в Москву возвращаюсь.
– А что так? – удивился Пашка. Я трепаться о своих победах ниже пояса не любил, но на эмоциях выложил все. Как трахнул Еву и чем это для меня кончилось.
– Вот шкура! – покачал головой Савельев. – Ничего, дружище, она свое получит. Нормально в нашем городе ей больше не будет.
Мне было плевать на Еву. Я уехал в Москву и забыл о ней. На долгие годы забыл…
