Автор положил смартфон на стол рядом с ноутом и покосившись на пустой принтер, вспомнил одну из своих последних фраз. Что он сказал Вону о гордости творца? О! Отличный слоган будущего фильма вырисовывается – лишить способности творить творение Творца! Это о ком? А, ну да, о слабоумных, которые потеряют способность не только творить, но даже и под себя ходить. Боже, как пафосно, а главное, опять жутко вычурно – бритва Оккама, дружок!
Он снова посмотрел на часы, безнадежно отметив, что до встречи с Джейн остался час и, следовательно, заправлять принтер уже ни к чему.
///
Ладно, подумал автор, вновь вспомнив сестру милосердия в юдоли скорби и печали, почему я забыл о ее прелестях? А забыл я потому, что нашел в вещах Того его заметки и размышления о том, как должен выглядеть будущий вирус и какими разрушительными свойствами он должен обладать. Особенно меня поразила, помнится, даже не особенность вируса запускать у инфицированных деменцию. В конце концов, любой вирус производит практически одни белки́, поэтому одним белко́м больше, другим меньше, какая разница? Но то, что вирус будет приводить к умственной деградации в зависимости от наличия или отсутствия высокого уровня интеллекта (да что там, высокого, хотя бы какого!), этого я даже вообразить не мог! А главное – откуда Новаку стало известно о существовании «умного» фермента? И вот тут как нельзя более кстати пришлась теория Равновесной Вселенной, кто же еще, как не госпожа ЭрВэ, могла знать о нем. Все выстраивалось настолько логично, что иного объяснения, и нынешней пандемии, и необычных свойств вируса, и трупа рядом с обгоревшими частями какого-то устройства и придумать было нельзя. Кроме одного… Было еще одно возможное объяснение, нехотя признался себе автор – Новак просто мог все это выдумать в горячечном бреду. А затем, уверовав в свои бредни, слепить какой-то гаджет, представлявшийся ему синтезатором вирусов, и потом подорваться вместе с ним в арендованном ангаре во время неудачных испытаний. И сгореть, как сгорел Тро́пард в моем романе. В твоем романе?
Автор недовольно поморщился, представив ту часть воспоминаний, к которой ему предстояло перейти. А перейти придется, вспоминать, так вспоминать…
Да, среди записей Того, я нашел и наброски будущего романа, и романа очень талантливого. Написано было увлекательно, да что там, просто захватывающе, помнится я пару часов читал не отрываясь, пока сестра милосердия ходила вокруг, намекая, что ее смена вот-вот закончится. И набросками это назвать было сложно – Того написал практически бо́льшую часть романа. Я лишь дописа́л конец, в котором главный герой воссоединяется с семьей (как же обойтись без хэппи энда на фоне счастливого семейства главного героя!); да слегка изменил некоторые имена. Кстати, а как у Новака кончался роман? Но у него не было концовки, я это точно помню…
Он торопливо встал с кресла и покопавшись в карманах, достал ключ, похожий на ключ от камеры хранения. Он подошел к висящей у окна репродукции «Мерцающей субстанции», снял ее со стены и вставил ключ в замок сейфа, обнаружившийся за картиной. Очень, кстати, символичное название, как я раньше этого не замечал? Так, где же это, где… А, вот! Ну да, роман Новака заканчивался разговором Салливана с главой его службы безопасности, больше там ничего не было. Автор положил бумаги обратно, закрыл сейф и задумчиво вернул Поллока на стену.
