Сверхпроводник. Книга стихов - страница 2
Как лодка неотвратимо, бликуя, течёт к канаве,
К обрыву, когда, вестимо, молчанье слышней, чем выд…
Ох, как нас роднит с тобою тягучая хрупкость блика,
Когда из клочка обоев впивается земляника
В лицо вековечным «аве», кровавым, как зонт-закат,
Как зонд, над границей яви несущийся наугад…
И вновь говорил в оправе скукоженный диверсант:
Пошли мне за это пламя хотя бы кровавый бант!
И молча молил о праве, и лодка неслась к канаве,
И думал быть чуждым славе,
Но Бог не щадил талант.
Как, осень, твои нападки на бренный асфальт мудры.
Как чужды твои оградки безмозглой траве весны!
Как сладки твои повадки, как кровь на мохнатой ватке,
Ясны и в сухом остатке содержат в себе миры…
Свет тесен, оправы жарки. Одежда недоодета.
Свята и неопалима, ты, осень – моя ступень.
Лишь только в пустынном парке дрожание силуэта.
Как бликом моим любима печальная эта тень…
Но что это весь рябит он, как рыба во льду разбитом?
Как затвердевает битум, глядишь – ты же смотришь в пруд!
И голову поднимаешь, но где силуэт? Убит он
К канаве идущей лодкой в молчаньи её минут.
Небесные листья парка… Собака несётся с палкой.
Как, осень, себя нам жалко растрачивать в перегной.
Застыв пред твоей победой,
несвойственный всяким «недо»,
Смотрю через свет. Ответом встаёт силуэт иной.
«Без сравнения с человеком…»
Без сравнения с человеком
Не бывает ни тли, ни Бога.
При встрече с одним Казбеком
Уже их кажется много.
Гора есть гора. Голова же, задравшаяся оголтело,
Знаменует собой всего лишь приступ аппендицита.
Искать в газетах заметки о смерти своего тела —
Обязанность человека, склонного к суициду
В стране, где ловушки века
Открыты к преображенью,
Чтоб отваряжить шрека
Одним неловким движением,
Пока что правосторонним
В неистовом левом марше,
Но, будучи посторонним,
Легко становишься старше
Любых коллизий Гомера и самого Гомера,
И если глаз – не химера,
То что же тогда химера?
Над книгой сидит учёный,
Ловушки его неловки.
Цветок колбасы копчёной
Процвёл в своей упаковке,
А ты не сиди с учёным
Ни видом, ни человеком,
Ведь, чувствуя обречённость,
Легко становишься шреком.
И греком, и ксом, и точка —
Сведённый к пределу космос,
Которого муха срочно
Вылепила из торса,
Когда ты цеплял занозу,
Вышаривая в паркете
Ту, что вопреки прогнозу
Пока что жива на свете.
Голова ж подобна нагану,
Пока вдруг невыносимо
Не ощутит, калека,
Одиночество урагана,
Почувствовавшего свою силу
В сравнении с человеком.
«Невозможно найти границы сна и покоя…»
Невозможно найти границы сна и покоя,
Сна и смерти, сна и его самого.
Как в маразм, впадаешь в немилость.
Но однажды приходит такое,
Чтобы ты всю жизнь спрашивал у него,
Зачем оно повторилось.
«Ночь в лесу – идиомы сплошные, и звёздных оград…»
Ночь в лесу – идиомы сплошные, и звёздных оград
Непреложны границы. Червив и черничен Чернигов.
Гриб, съедобный раз в жизни. Листок лёг на голову (фигов),
Но любой континент – документ тектонических сдвигов,
И ни шагу назад.
То, что видишь впотьмах, навсегда для зрачка незабвенно.
Мухоморы такие, что вряд ли нас любят в Польше, но
Скоро ты, последний поэт Вселенной,
Будешь жить на фоне чего-то большего.
Дорогой листопад! Лето съедено, как конфета.
С неба фантики сыплются манной. О, мани-мани!
Ведь любой континент – это временно. Даже это.
Всё проходит и проплывает, меняя грани.
Поменяется форма, присущая мухомору,
Поменяются контуры всех основных историй,
Но однажды поднимешь ветку и сдвинешь гору.
Вот рычаг, достойный римлянина на склоне.
Похожие книги
«Сверхпроводник» – третья книга стихов Софьи РЭМ, современного наследника традиций модернизма и авангарда. Это одновременно экспериментальный космодром поэтического зрения, программа «русского инопланетянства» и книга-псалом художника-медиума. Для всех любителей русской поэзии.
Когда тебе семнадцать, а в стране разруха и голод, трудно поверить в предсказание цыганки: «Тебя полюбит миллионер». Но юная Богдана верит и отправляется искать свое счастье за границу. Она устраивается горничной в богатую итальянскую семью. Ее зовет замуж обеспеченный молодой человек. Однако очень скоро красивая сказка обращается в кошмар. Богдана отвержена, лишена возможности общаться с тем, кто ей дорог, но сдаваться не собирается. В ее жизни
Старинная усадьба в Крыму, некогда принадлежавшая графу Стомбальо и его таинственной приемной дочери.Согласно легенде, те, кто встретился в этой усадьбе, рано или поздно обретут счастье в любви.Однако с «Дачей Стамбула» связано еще и предание о кладе, который приемная дочь графа спрятала где-то в доме.И теперь на охоту за кладом отправляется компания парней и девушек связанных между собой сложными узами любви и ревности, дружбы и предательства.Ег