Свет, который мы потеряли - страница 19

Ты подошел так тихо, что я не заметила, пока не щелкнул затвор фотоаппарата. Я подняла голову: ты застал меня врасплох с глазами, полными слез, – одна катилась у меня по щеке.

– Гейб! – сказала я, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

Не могла поверить, что ты снимаешь меня. Что нашу ссору превращаешь в произведение искусства.

– Я знаю, – сказал ты, кладя фотоаппарат на стол, и поцеловал меня в макушку, поцеловал мои глаза, нос, губы. – Прости меня. Я знаю, что тебе не все равно. Я люблю тебя, Люси.

Я отложила тарелки и обняла тебя, прижав мыльные руки к твоей футболке:

– Я тебя тоже, Гейб. Я тебя очень люблю.

В тот день ты отправился на Граунд-Зиро без меня и сделал десятки снимков. Я понимала, как много это для тебя значит, поэтому пообещала помочь: просмотреть все и выбрать лучшее фото, хотя мне до сих пор казалось, что, глядя на них, я все еще ощущаю острый запах обуглившихся предметов и тел, который витал по улицам города двенадцатого сентября. Но в результате ты так и не выбрал ни одного из них. Ты подал на тему боли ту самую фотографию, которую снял на кухне, когда я мыла посуду с глазами, полными слез. А мне этот снимок никогда не нравился.

Интересно, понравилось бы тебе, если бы я сфотографировала тебя прямо сейчас?

После твоего рассказа о себе и матери, о калейдоскопе на день рождения я поняла, что ты очень любишь делать широкие жесты, устраивать всякие прочувствованные, исполненные глубокого смысла праздничные ритуалы. И тут я была тебе достойной парой. В тот год, в конце февраля, мы решили отпраздновать твой день рождения прогулкой на вертолете, которая завершилась рестораном с дегустацией двадцати обозначенных в меню блюд. Не помню сейчас название, но тебе хорошо известен этот ресторан. Помнишь, тот самый, где после одиннадцати блюд я так натрескалась, что тебе пришлось съесть парочку моих, и твоим рекордом стали двадцать два блюда, а моим – всего лишь восемнадцать, но для меня и это было слишком много. Оставшиеся выходные я чувствовала себя удавом, который проглотил аллигатора, но ты был доволен. Говорил, что день рождения прошел как полагается. Особенно после того, как по дороге домой я сделала тебе минет прямо в такси.

А накануне моего дня рождения в том же году ты прислал мне цветы на работу, дюжину лилий «Звездочет». У меня до сих пор хранится записка, которую ты вложил в букет вместе с завернутой фотографией на тему покоя. Звездочеты для моей девочки, чьи глаза наполнены мерцанием звезд. С днем рождения. С юбилеем. Жду не дождусь вечера. Люблю. Гейб.

Придя домой, я увидела на кровати большую коробку.

– Открой, – сказал ты, усмехнувшись во весь рот.

Внутри лежал наряд из моего любимого магазина, в котором покупки я делала, только дождавшись семидесятипроцентных скидок. Блузка без рукавов из бирюзового шелка с глубоким вырезом спереди и сзади. И коротенькая узкая юбка черного цвета.

– Я подумал, тебе очень пойдет, – сказал ты. – Идеально для похода в театр на балет «Аполлон», а потом, я подумал… можно снова сходить в «Лица и имена». Ты была бы там самая сексуальная.

Я благодарно обняла тебя. Ты такой заботливый, и костюм скроен как раз на мою фигуру. Я представила себе, как ты внимательно изучаешь путеводитель по Нью-Йорку в поисках, куда бы пойти вечером, ходишь по магазину, тебе там немного не по себе, ты щупаешь шелк и сатин, представляя, как это будет на мне сидеть. Выбираешь цвет, чтобы я потрясающе выглядела.