– Красная – включение или выключение, стрелки вниз и вверх листают каналы, вправо и влево – регулируют уровень громкости. Остальными можно не пользоваться, – говорит мне. – Попробуй.
Я нерешительно жму на красную круглую кнопку. Под пальцем она плавно опускается вниз и утопает в жёстком пластике, а на плоском чёрном экране – совсем как зеркало! – вдруг загорается картинка, а следом появляется звук.
Я делаю сначала громче, потом тише, нажимаю на кнопку со стрелочкой вверх и возвращаюсь, нажимая на кнопку со стрелкой вниз. Всё это время Егор наблюдает за мной. А когда я останавливаю свой выбор на цветных картинках с котом и мышонком, которые часто мелькаю на экране под забавную музыку, мужчина подходит ко мне, протягивая очередную коробочку. В этот раз плоскую и с таким же ярким экраном, что и на его телевизоре.
– Мы находимся здесь, – показывает он мне, и я с удивлением обнаруживаю изображение карты. Хозяин проводит пальцем по экрану, сдвигая картинку. – Встретились мы тут. Ты можешь показать свой дом?
Аккуратно беру в руки прохладную вещицу, повторяю его движение – веду по экрану, отслеживая собственный путь в обратном направлении: от места, где мы встретились по степи до реки, вверх по течению, через небольшой лесок… И судорожно ловлю ртом воздух, когда вижу крыши домов родной деревушки. Отсчитываю четвёртый на самой дальней улице и протягиваю обратно мужчине.
– Вот мой дом.
Егор разглядывает экран, что-то нажимая пальцами. То сводит их вместе, то снова разводит в разные стороны. Он хмурится и шевелит губами, словно беззвучно говорит. Переводит озадаченный взгляд на меня:
– Ты уверена? Насколько мне известно, там давно никто не живёт.
В его голосе звучит искреннее удивление, и мне хочется смеяться. Я не никто. Я жила там всю свою жизнь!
– Там никто не живёт всего-то несколько дней, – говорю ему тихо. – С того дня, как мы встретились. Все мои вещи остались в доме, когда я сбежала.
– Ты жила там одна?
– Нет, я жила там с дедушкой. Около двух лет назад скончалась наша соседка, и мы остались с ним вдвоём. В тот день… – я поднимаю взгляд на Егора. – В деревню приехали чужие люди. Они рыскали по домам в поисках чего-нибудь ценного. Дедушка сказал, что это мародёры, что они всегда так делают. Я пряталась, когда они зашли в наш дом, не успела уйти.
– А дедушка?
– И дедушка не успел… – всхлипываю я. – Они… Егор, они убили его!
Мужчина садится рядом и сжимает мою руку.
– Мне жаль, что тебе пришлось такое пережить.
– Он так и остался лежать… там, в доме… Мне пришлось оставить его. Тот мужчина… Он повалил меня на пол… – бормочу тихо-тихо, словно, скажи я чуть громче, всё вернётся. – Он хотел сделать кое-что ужасное, понимаете? У меня просто не было выбора, – Егор так сильно сжимает мою руку, что мне больно. – Я ударила его прикладом дедушкиного ружья и выпрыгнула в окно. Я даже не уверена, что не убила его…
Громадные слезинки скатываются по моему лицу, но я не моргая смотрю на мужчину. Точнее, на его ожесточённое лицо. Я ничего не знаю ни о нём, ни об этом “большом” мире, но чувствую, как огромный груз из боли и вины спадает с моих хрупких плеч.
Егор мрачнеет, глядя на меня. Наверняка вообще жалеет, что помог! Что спас!
– Не реви, – снова говорит он, но разве можно так просто успокоиться? – Я разузнаю, что там к чему, а потом поеду и всё проверю.
От неожиданности я перестаю рыдать и, громко икнув, вытираю лицо ладонью.
