Еще один вариант — не работать. Я могу просто жить на деньги своего трастового фонда, тратить дивиденды от акций и даже не задумываться о работе. Я могла бы поселиться на вилле в Монте-Карло, которую подарил мне мой отчим, или выбрать для проживания любое другое место в Европе. Я могла хоть каждую неделю менять страну, питаться в самых дорогих заведениях мира и носить одежду и аксессуары по стоимости сравнимыми с бюджетом маленькой страны в Африке.
Но я так не могла.
Стремление к чему-то, что сделает меня значимой и позволит почувствовать свою важность, родилось вместе со мной. Это не задавить по щелчку пальцев. Я не смогу бездумно прожигать деньги, как не смогу целый день лежать на каком-нибудь пляже Тосканы. Это будет медленно убивать меня. Чувствовать свою важность — еще одна базовая потребность для меня. Может быть это и лицемерно, ведь подобные желания приравнивают к эгоизму. Но для меня это было чем-то большим и нужным, как потребность в кислороде.
— Вы сдружились, — ухмыльнулся Эрик, глядя на то, как я чешу бульдога за ушком.
Моя задумчивость исчезла и тогда я отпрянула от пса. Пусть сильно не расслабляется.
— Я не люблю собак, но Брюс не виноват в этом, он не должен чувствовать мою неприязнь, — ответила я, выпрямляясь и облокачиваясь на перила остекленной террасы.
Эрик повторил мое движение, встал рядом со мной так, что мы почти касались друг друга плечами.
— Думаешь, мы сможем работать с Блейком? — осторожно спросила я.
Эрик тяжело вздохнул.
Неприятные воспоминания о Джефферсоне снова закрутились в моей голове.
— Думаю, что сможешь, но зная Блейка, могу сказать, что это будет не просто, — ответил Эрик.
— Вы ни разу так и не встретились за этот год? Не поговорили? — спросила я, оборачиваясь всем телом к мужчине.
— Нет, — ответил он, — не думаю, что это необходимо.
— Ты злишься на него?
— Нет, я знаю, в разговоре с тобой он был жесток, но я не думаю, что Блейк правда так думал, — попытался оправдать его Эрик.
Да вот только я не верила, я видела его глаза в тот вечер, холодные и ненавидящие меня. Он ликовал, когда говорил мне о том, что играл со мной. Он был горд и счастлив от того, что мог лично сказать мне это.
Я не верила Эрику.
— Но он ударил тебя, — напомнила ему я, складывая руки перед собой.
Эрик улыбнулся и кивнул.
— Ударил, но у него была на то причина.
Я громко фыркнула и с вызовом в глазах взглянула на мужчину.
— Какая? Встал не с той ноги?
Единственная причина Блейка — его отвратительный характер и пренебрежительное отношение к миру. В нашем обществе существует стереотип «мажора» — богатого мальчика без тормозов. Блейк наглядный пример этого вида человеко-людей. Его можно поместить в музей, под стекло и показывать людям, как образец обнаглевшего, холодного монстра, которому плевать на чувства и потребности других, ведь на кону стоит его веселье.
— Он приревновал и был зол, думал, что я с самого начала знал правду о тебе, — спокойно ответил Эрик.
Я резко замотала головой, отрицая каждое его слово.
— Ты не прав, если бы он приревновал, то это означало бы, что я ему нравлюсь, не важно в каком смысле: в привычном или извращенном, присущем Блейку. Но ничего этого не было. Джефферсон делал ровно то, что обещал всем — исполнял условия спора, — пока я говорила, в моем голосе плескалась ярость, она была адресована Блейку, я просто не могла оставаться спокойной.
