Отшельник осторожно приблизился к ней, попытался огладить обожжённые роговицы на месте обрезанных крыльев. По телу опальной церковной служащей, хотя абориген так и не коснулся её, пробежала лёгкая, неприятная дрожь. Но ощущение прогнали яркие воспоминания, как Сирлия бороздила заоблачные просторы перелётной птицей. Как пикировала на ничего не подозревающего противника яростным грифоном или драконом. Как могла обхватить врага крыльями и сжечь его Чистым Светом, если он принадлежал к нечистой братии. Слёзы просились сами собой, и она дала волю, опустив рубаху обратно. Кажется, на хозяина это подействовало. Он схватил листок и небрежно изобразил крылатую женщину в мантии, нарисовав на её груди солнечный крест. Сирлинорэ утерелась и кивнула. Абориген в очередной раз удивился, задумался, почёсывая лоб. Теперь он сел на табурет и стал смотреть то на рисунок, то на вайнку. Она успокоилась, взяла перо и обвела крылья на его рисунке. Островитянин улыбнулся. Наконец в его глазах мелькнула решимость.
До первых певчих птиц за окном он бегал вокруг стола по хижине, собирая какие-то записи. Несколько раз стучал ладонью по лбу, словно забывал что-то. Однажды гостья несколькими жестами выразила желание помочь, но тот злобно огрызнулся. Легкокрылая понимала, что в свой мир отшельник не пускал чужаков.
Закончил возиться с истлевшими трактатами так же внезапно, как и начал. Оставшиеся пустыми листки выложил в ряд и начал что-то выводить. Сирлия следила: на первом рисунке появилось изображение водной поверхности. Хозяин ткнул себя в грудь, порыскал по столу и достал пыльное зеркальце со сколами.
– Значит, нужно отражение… – поняла Сирлия.
На втором листке он расписал целую таблицу. Ровно, по струнке. Список ингредиентов, что островитянин пояснил, указав на корешки и миски с травами на столе.
На третьем рисунке абориген схематично изобразил котёл и надписи рядом. Сирлинорэ разобрала только цифры: порядок и время закладывания с надписями, дублирующими слова второго рисунка.
Последняя картина показывала чертёнка и ангела – её саму. Хозяин обвёл крылья девы и руки чертёнка. Для понимания изобразил две стрелки, что направлялись в противоположные стороны.
– Обмен! Сделка! – осенило Легкокрылую. – Благодарю!.. Эмм… Nihla, colta!
Она подула на листки, убедившись, что чернила подсохли. Свернула бумагу в один рулон и спрятала в сумку. Оттуда же достала ромбовидный золотой амулет с изображением священной длани в лучах Света, протянула хозяину.
– Твоя награда… – вайнка порылась на столе, бегло изучила несколько рассыпающихся трактатов и процитировала подпись какого-то изображения, где рыцарь делал даме предложение сердца. – Alle kviran.
Отшельник вернул украшение в руки гостьи и осторожно указал на постель в углу хижины. Сирлия покрутила головой. Он оскалил зубы и облизнулся, из-под оставшихся листков показались удавка и нож, но гостья уже достала кинжал.
– Не советую, – вновь помотала она обсохшими волосами. – Я не деревенская баба, не проститутка.
Медленно поднялась с лезвием перед собой. Спиной попятилась к выходу, ногой толкнула дверь. Абориген, надувшись, показал ей средний палец и, к её удивлению, без акцента крикнул:
– Вы, вайнки, все гордые шлюхи! Даже если вас Небеса прибирают!
– Обманщик… – выругалась она. – Если ты меня обманул второй раз, я вернусь и спалю тебя живьём!
Дверь с грохотом затворилась. Сирлия проверила содержимое наплечной сумки, понадёжнее закрыла её и вплавь добралась до заснувшей сивки. Спряталась в овраге, боясь оставаться на виду. Утром после медитации вышла на берег, осмотрела остров: ни лодки, ни отшельника. До сих пор ангельское зрение не обманывало.
