Светлые века - страница 3

«Окажи любезность, грандмастер, отбрось свои предрассудки, – отвечает она, едва шевеля губами. – Мы же на самом деле не тролли – или, по крайней мере, не монстры».

Я извиваюсь на пружинах кушетки, чтобы продемонстрировать ей, что мои карманы пусты. Но по ходу дела пальцы натыкаются на что-то прохладное. Вспоминаю, достаю – и он расцветает на моей ладони, легкий, как туман. Дешевый колдовской вексель, который дала та юная нищенка. Слова и печати вспыхивают и гаснут.

«Видишь, грандмастер?»

Ниана превращается в порыв серого ветра и выхватывает мою находку. А потом уплывает прочь, поднося «вексель» к носу, словно и впрямь нюхая цветок, – вдыхает, как все мы, полагаю, однажды вдыхали, пытаясь уловить благоухание богатства, фимиам власти, аромат денег. На самом деле пахнет всего лишь потом, дымом, хмельной вялостью; то же затхлое амбре въедается в одежду после бала в роскошнейшем из особняков.

Ниана впитывает все, что осталось от увядающей материи бумажного цветка. Мир вокруг нас тускнеет; вечер теряет краски, и Ниана вместе с ним. Зато латунная миска эфира становится ярче, испуская больше характерного дивосвета, пока хозяйка бродит среди подвешенных жестянок, бутылок и занавесок. Но я опасаюсь, что это всего лишь часть ее изощренного розыгрыша, и волнуюсь, замечая, что под нескромными прорехами и дырами на древнем свадебном платье кроется чернота, ничто – и это значит, что она может попросту морочить мне голову, заставляя ждать целую вечность.

– Я знаю, грандмастер, что между нами как будто простирается обширная пустошь. Но она похожа на ту самую прогулку по Истерли, которую ты предпринял нынче вечером. Можно следовать верным или неверным путем – без разницы, все равно скоро прибудешь туда, куда так стремишься попасть. На самом деле, кто знает, где заканчивается граница или где она начинается? Но ты видел обычных людей, грандмастер, а ведь многие из твоего круга предпочитают их игнорировать. В конце концов, ты когда-то был одним из них. Мизером из Истерли. Ты знаешь, до чего они иной раз тускнеют, пусть их плоть и не преображается… – Она хихикает. От этого звука в моем черепе рождается звон. «Знал бы ты, грандмастер, как выглядишь прямо сейчас, в этом чернейшем плаще и таких же сапогах, с запавшими глазами и трясущимися брылями, окутанный ночными запахами старости и смерти, которые уже начали в тебя въедаться…»

Теперь сквозь затуманенный иллюминатор почти не проникает свет. Если бы не голос Нианы, похожий на шелест волн, я бы решил, что остался в одиночестве. Даже старое подвенечное платье растворилось в кружении теней. Ниана, словно облачко тумана, склоняется над одним из своих ящиков из-под чая, что-то высматривая внутри. Пока она гремит обломками карниза для штор, перебирает тряпье и мелкие металлические обрезки, я пытаюсь сдерживать растущее возбуждение, всегда охватывающее меня в такие моменты.

– Должно быть где-то тут… – прозаично бормочет она.

Я непроизвольно вздыхаю. Это странно, и все же в глубине моей души пробуждается желание уйти отсюда прямо сейчас, поспешить по улицам обратно к моему прекрасному дому на Линден-авеню, к моей прекрасной жизни грандмастера; но это ощущение остается смутным и полностью исчезает, когда Ниана приближается ко мне, сверкая, меняясь. Она воплощает в себе всех созданий и все чудеса, какие я смею или не смею вообразить, и ее улыбка делается шире. Да, на самом деле я предпочту остаться здесь и подождать подлинной сделки.