Светоносцы: Мерцающая башня - страница 35



Мы поместили хрононотрансфер Мортона в серебряную купель со святой водой под иконой Архангела Михаила, предводителя святого ангельского воинства, и, кроме того, окружили купель свечами, зажжёнными во здравие рода человеческого. Я предупредил отца Деметрия, что буду время от времени приходить в храм и наблюдать за размерами хрононотрансфера.

Я покидал церковь Святого Михаила с мыслью, что, быть может, напрасно рассказал духовному лицу о существовании подобного рода аппарата, грешным делом беспокоясь о нечистоплотности батюшки. Но! У меня не было иного выбора! Я не спал всю ночь. В понедельник на заре стремглав прибежал туда, где оставил опасное орудие смерти, и… к моей великой радости, всё было на месте. После замеров оказалось, что хрононотрансфер не увеличился ни на долю микрона! Я торжествовал, сознавая, что на правильном пути!

Наполняющая храм энергия любви, действительно, создаёт непреодолимую препону между телами прихожан и переносчиком частиц времени! Эта светлая, лёгкая энергия блокирует истечение хрононов из живых клеток, и машине смерти оказывается просто нечего переносить и аккумулировать! Гипотеза о свойствах частиц времени для меня переросла в теорию, получившую теперь самое веское эмпирическое доказательство!

После того как я выкрал из лаборатории государственного научного учреждения «метеорит, редчайший образец, представляющий для мировой науки исключительную ценность», да ещё собственность иностранного университета, мне оставалось только бежать и скрываться. Но куда можно было скрыться?! Я не мог уехать из Н-ска и оставить вне поля своего наблюдения злополучный хрононотрансфер! Кроме того, у меня на руках оставалась дочь-семиклассница, которая с некоторых пор росла без материнского участия. А потом Мортон! Я должен был быть в курсе его изысканий в моей лаборатории, ведь у него мог оказаться ещё один или несколько хрононотрансферов! Итак, мне необходимо было держать ситуацию под контролем, находясь инкогнито в Н-ске.

У меня созрел план. Я придумал сымитировать собственную смерть, а на самом деле укрыться в Николо-Григориевском монастыре, что близ Северного кладбища, на городской окраине. И я попал в эту обитель, но потрясающе нелепо, словно разыграв в «орлянку» свою собственную жизнь! Прекрасно понимая, что если Мортон найдёт меня – это смерть; я пошёл на риск, ибо выбирать было почти не из чего! Вариант с имитацией смерти казался мне выходом – и я решился; к тому же, времени на раздумье у меня не было.

Несколько лет назад в нашей лаборатории проводилось испытание галлюциногена, выработанного из мухоморов. В больших дозах он, специально обработанный, вызывает состояние, близкое к глубокой коме, когда сознание находится на грани бодрствования, а функции сердца и лёгких изменены до такой степени, что чрезвычайно затруднительно регистрируются. Причислить человека, находящегося в подобном состоянии, к сонму перешедших в мир иной ничего не стоит даже специалисту, а особенно плохому специалисту, каких у нас везде хоть отбавляй! Я и рассчитывал на подобный эффект.

В прощальном письме к родным и коллегам я жаловался на участившиеся сердечные приступы и – на всякий случай – выражал свою последнюю волю. В частности, я просил после обнаружения немедленно отдать моё тело монахам Николо-Григориевского монастыря, с тем чтобы те меня похоронили, строго сообразно христианскому канону погребения, на Северном кладбище. Конечно же, я рисковал, что может произойти передозировка и через два дня, отведённые себе на пребывание в коме, я больше никогда не увижу белый свет. Было и другое опасение: меня могут и не отдать монахам, вопреки моей «последней воле», а прямиком повезут в анатомку!